Клетки располагались по периметру двора, в котором росли
высокие кипарисы, и сочившийся сквозь густую листву мрачный зеленоватый свет
придавал всему окружающему кладбищенский вид. В центре двора стоял деревянный
крест, обитый с одной стороны торчавшими гвоздями, к нему привязывал свои
жертвы порочный Весполи. Нас с почтительным видом сопровождали четверо
тюремщиков с дубинками, утыканными на конце шипами, один удар которых мог бы
свалить с ног быка. Весполи привык к этим молчаливым свидетелям своих забав и
не испытывал в их присутствии никакого смущения; он велел двоим из них встать
возле нашей скамьи на всякий случай, а двое других должны были выпускать из
клеток предметы наслаждения коменданта.
Первым выпустили красивого нагого юношу, настоящего
Геркулеса, который вышел, озираясь, дергаясь всем телом и принимая уморительные
позы. Прежде всего он присел и испражнился неподалеку от нас, и Весполи
внимательно, с интересом наблюдал эту процедуру, не мешая ему. Потом
помассировал себе член, обмазал его дерьмом и принялся прыгать и скакать как
сумасшедший, а тем временем тюремщики схватили узника и крепко привязали его к
кресту. Тогда Весполи, дрожа от возбуждения, опустился на колени перед Геркулесом,
раздвинул ему ягодицы, проник между ними языком, некоторое время ласкал
потаенное местечко, затем вскочил на ноги и, схватив бич, целый час истязал
несчастного лунатика, который орал нещадно и непрестанно. Когда его ягодицы
превратились в кровавые лохмотья, Весполи начал его содомировать, рыча в унисон
стонам жертвы.
— О Боже! — то и дело взвизгивал бывший
казначей. — Если бы ты только знал, как приятно в заднице сумасшедшего! Я
тоже схожу с ума, черт тебя побери! Я сношаю сумасшедших, я кончаю в их
задницы, и больше ничего мне от тебя не нужно.
Однако, желая поберечь силы, Весполи велел развязать юношу и
выпустить на арену еще одного, который мнил себя Богом.
Всевышний получил такую же жестокую порку от руки
презреннейшего создания, которое превратило его зад в мармелад, прежде чем
подвергнуть своего Создателя содомии. Следом вывели очень привлекательную
восемнадцатилетнюю девушку, которая считала себя девой Марией. И ее постигла та
же самая участь.
Между тем Клервиль не могла более сдерживаться.
— Эй ты, злодей, — закричала она хриплым голосом,
обращаясь к Весполи, — пусть твои подручные разденут нас и закроют в эти
клетки — мы тоже хотим быть сумасшедшими. А потом пусть привяжут к кресту с той
стороны, где нет гвоздей, выпорют и прочешут нам задний проход.
Эта мысль вдохновила нас, и мы покорно дали привязать себя к
деревянному столбу. Когда это было сделано, на нас спустили десяток
сумасшедших; некоторые сразу принялись пороть нас, других, тех, что отказались,
выпороли самих, но все они содомировали нас, все, под умелым руководством
Весполи, побывали в наших потрохах. Такая честь была оказана всем — и
тюремщикам и главному смотрителю.
— Мы сделали все, что вы просили, — сказала
Клервиль хозяину, — и теперь хотим посмотреть на вас в драматический момент
оргазма.
— Всему свое время, — успокоил нас Весполи, —
здесь есть один субъект, от которого я возношусь на седьмое небо; я никогда не
ухожу домой без того, чтобы не совокупиться с ним.
По его знаку один из охранников привел старика лет
восьмидесяти с белой бородой до пупа.
— Иди сюда, Иоанн, — ласково сказал ему Весполи,
схватив его за бороду, и потащил через весь двор. — Давай, Иоанн, давай,
шевели ногами, сейчас я пощекочу пенисом твою попку.
Почтенного старца привязали к кресту и безжалостно выпороли;
потом Весполи долго целовал, облизывал, затем содомировал его древний, его
сморщенный зад, а за несколько мгновений до эякуляции вытащил свой член и
обратился к нам:
— Так вы желаете, чтобы я кончил? Но вы не знаете, что
я никогда не дохожу до кризиса, пока не лишу жизни двух или трех этих
несчастных.
— Тем лучше, — обрадовалась я, — но надеюсь,
что при этом вы не обойдете вниманием ни Господа, ни Марию.
— У нас здесь, кстати, есть и Христос и прочие небожители;
словом, все обитатели рая сидят в этом аду.
Тем временем к кресту привязали юношу с безумным взором,
который называл себя Сыном Божьим, и комендант собственноручно подверг его
экзекуции.
— Не стесняйтесь, добрые римляне, — кричала
жертва, — я же сказал, что пришел на землю только для того, чтобы вкусить
страдания, поэтому не надо жалеть меня. Я знаю, что погибну на этом кресте, но
спасу человечество.
Под эти крики Весполи, взяв в каждую руку по стилету,
заколол двух главных действующих лиц святой троицы и сбросил мощный заряд в
потроха третьего.
Это зрелище привело Клервиль на грань безумия, она подбежала
к Весполи и, встав перед ним в вызывающей позе, выкрикнула:
— Возьми меня, злодей! Приласкай это влагалище,
принадлежащее такой же злодейке, как ты сам; измени хоть раз своей вере.
— Не могу, — отвечал итальянец.
— Я прошу тебя, я требую!
Мы принялись возбуждать упрямца, положив его на спину; скоро
его фаллос взметнулся вверх, и мы ввели его в куночку Клервиль. Потом стали
подзадоривать Весполи, прижимаясь ягодицами к его лицу, но он крутил головой и
требовал сумасшедших: только когда один из них испражнился на его лицо,
распутник сбросил последнюю струю во влагалище Клервиль. После чего мы покинули
эту обитель несчастий и мерзких утех, в которой, даже не заметив этого, провели
тринадцать часов.
Еще несколько дней мы оставались в заведении Весполи, потом,
пожелав управителю всяческих благ, продолжили путь к знаменитым храмам Пестума.
Прежде чем отправиться осматривать эти древние памятники, мы
нашли жилище в маленькой прелестной вилле, к обитателям которой имели письмо от
Фердинанда. Это идиллическое поместье принадлежало сорокалетней вдове, жившей
вместе с тремя дочерьми возрастом от пятнадцати до восемнадцати лет. Здесь
царила такая атмосфера, словно на земле не существовало ни порока, ни
злодейства, и если бы добродетель была изгнана из нашего мира, она непременно
выбрала бы убежищем эту мирную обитель и навечно обессмертила бы благонравную и
благородную ее хозяйку по имени Розальба. Она была исключительно доброй и
щедрой женщиной, а красота ее дочерей была выше всяких похвал.
— Я, кажется, говорила тебе, — шепнула я на ухо
Клервиль, — что скоро мы найдем такое место, где самая чистая добродетель
непременно спровоцирует нас на преступление. Взгляни на эти восхитительные
создания — ведь это цветы, которые предлагает нам Природа для того, чтобы мы
сорвали их. Ах, Клервиль, я уверена, что благодаря нам в этом райском уголке
воцарятся горе и уныние.
— Моя куночка трепещет, когда я слушаю тебя, —
ответила Клервиль. Потом поцеловала меня и добавила: — Но их страдания должны
быть ужасны… Однако давай сначала пообедаем, сходим полюбоваться на развалины,
а уж потом займемся жестокостями.
