В этот момент маленькая очаровательная женщина разрыдалась и
этот шквал отчаяния настолько сильно подействовал на Нуарсея, что распутник
незамедлительно вытащил свой член и велел мне массировать его перед самым лицом
мадам де Вальроз. Она тут же лишилась чувств.
— А ну, живее, разрази меня гром! — закричал
Нуарсей. — Живее подними ей юбки, сейчас я отделаю эту тварь!
Я бросилась к ней, оголила бесчувственное тело и положила
его к себе на колени, подставив соблазнительный зад распутнику, который, не
мешкая, вломился в заднюю норку с такой силой, что несчастная мгновенно пришла
в себя.
— Где я? — пробормотала она, открыв глаза. —
О Боже, что со мной происходит?!
— Потерпите, дорогая, — довольно холодным тоном
произнесла я, — это будет продолжаться недолго, пока мы не получим все,
что нам требуется.
— Но это чудовищно…
— Разве ваш муж не занимался с вами такими делами?
— Никогда! Клянусь, ни разу в жизни! Я дрожу от ужаса…
— Дрожите, мадам, дрожите, — буркнул жестокий
Нуарсей, продолжая содомию, — только не мешайте мне.
Но миниатюрная красотка не переставала извиваться и кричать
изо всех сил:
— Отпустите меня! Это насилие, чудовищное насилие!
— Ах ты тварь, будь ты проклята! — взревел
Нуарсей, схватил пистолет и приставил его к виску нашей гостьи. — Еще одно
слово, и я вышибу тебе мозги.
Только тогда несчастная поняла, что сопротивление не имеет
смысла. Она сникла и опустила голову на мою грудь, заливая ее слезами; я щипала
ей живот, вырывала на лобке волосы, словом, причиняла ей такую невыносимую
боль, что Нуарсей, зажатый, как в тисках, в маленьком анусе, почувствовал, как
вскипает его сперма. Он из-под низу схватил ее за обе груди, с силой стиснул
их, бедняжка закричала от боли, и он извергнулся. После этого я села на ее
очаровательное, залитое слезами лицо и в свою очередь получила огромное
удовольствие. Эта сцена воспламенила Нуарсея, орган его поднялся, и он
присоединился к нам. Мне пришлось передвинуться ниже, а распутник вставил член
в рот мадам де Вальроз и заставил ее сосать его; первой ее реакцией было отвращение,
смешанное с негодованием, однако в следующий момент она повиновалась. Какая это
была сладострастная группа! Я сжимала бедрами бедра Вальроз, Нуарсей
наслаждался оральным совокуплением и сверлил языком мое анальное отверстие.
Некоторое время спустя я залила соком влагалище моей наперсницы, Нуарсей
сбросил сперму в ее рот, и мы поднялись.
— Ну вот, — сказал Нуарсей, вновь обретя прежнее
хладнокровие, — теперь вы наставили мужу рога, а как насчет того, чтобы
спасти ему жизнь?
— Но спасет ли это его, сударь? — спросила
заплаканная женщина своим сладким и печальным голосом. — Вы уверены, что
это ему поможет?
— Клянусь всем, что есть во мне святого, —
торжественно заявил коварный злодей. — И если я окажусь не прав, я не буду
настаивать на том, чтобы повторить наши сегодняшние забавы.4 Приходите сюда
завтра утром, мы вместе пойдем к судье, вы подпишете заявление о виновности
вашего супруга, а на следующий день он будет с вами.
— Нуарсей, — прошептала я на ухо чудовищу, —
я восхищена вашим упорством и вашей стойкостью в злодействе даже после того,
как утихли страсти.
— О чем ты говоришь? — пожал плечами
Нуарсей. — Ты видела, что я получил удовольствие, а ведь тебе, должно
быть, известно, что всякий мой оргазм означает смертный приговор.
На том мы и расстались. Мадам де Вальроз, которую я
проводила до дома, на прощанье умоляла меня проявить участие в ее деле, и я
обещала со всей искренностью, с какой дают обещания надоевшей уличной девке. На
следующий день она сделала свое зая??ление в суде, а еще через день Нуарсей так
ловко повернул процесс, что бедную женщину объявили сообщницей и повесили рядом
с колесом, на котором умирал ее муж с переломанными костями. Мы с Нуарсеем из
окна любовались этим зрелищем и неистово ласкали друг друга. Если хотите знать,
приятен ли был мой оргазм, отвечу, что давным-давно я не испытывала такого
сладостного извержения. Сострадание подсказало Нуарсею попросить об опеке над
осиротевшим ребенком, он получил ее, изнасиловал девочку и спустя двадцать
четыре часа вышвырнул ее на улицу почти без одежды и без единого су.
— Это много лучше, чем убийство, — назидательно
сказал он мне, — ее страдания будут продолжаться очень долго, столько же
буду радоваться я как их главный виновник.
Тем временем аббат Шабер подыскал для меня все, что было мне
нужно. Через неделю после возвращения в Париж я переехала в городской особняк,
и вы знаете, насколько он роскошен; еще я купила вот это поместье, где сегодня
имею честь принимать вас, друзья мои. Оставшиеся деньги я вложила в разные
предприятия и, завершив свои финансовые дела, обнаружила, что мой годовой доход
в грубом исчислении составляет четыре миллиона франков. Пятьсот тысяч,
отобранных у Фонтанж, пошли на украшение моих домов, и я надеюсь, вы отдали
должное моему вкусу. Затем я позаботилась об удовлетворении своей плоти: я
укомплектовала несколько женских сералей, наняла тридцать лакеев, подобрав
высоких и крепких молодцев с приятными физиономиями и выдающихся размеров
членами, а об их услужливости вы и сами знаете. Кроме того, в Париже на меня
работают шесть опытных и ловких сводниц, и когда я наезжаю в город, я три часа
в день провожу в их заведении. Они ищут для меня лучший товар по всем
провинциям, и вы, наверное, успели убедиться в его безупречном качестве. Короче
говоря, я осмелилась бы предположить, что мало на свете женщин, которые могут
похвастаться столь роскошной жизнью, и несмотря на это я никак не могу
успокоиться: я считаю себя бедной, мои желания намного превышают мои
возможности; будь у меня средства, я бы тратила в два раза больше, и я готова
перевернуть землю, чтобы увеличить свое состояние.
После того, как моя жизнь вошла в нормальную колею, я
послала служанку привести из Шайло мадемуазель Фонтанж. Щедрая Природа сполна
одарила ее красотой; если вы закроете глаза и представите Флору, все равно этот
образ будет жалким подобием этой необыкновенно грациозной и привлекательной
девушки. Мадемуазель Донис шел восемнадцатый год, ее золотистые волосы, если их
расчесать, ниспадали почти до самого пола, ее светло-карие глаза отличались
несравненной выразительностью, теплыми искорками в них светились и любовь и
сладострастие, ее прелестный ротик, казалось, открывается только для того,
чтобы еще сильнее подчеркнуть ее красоту, а безупречные зубы напоминали
жемчужины в окружении ярких роз. Без одежд это прелестное создание могло свести
с ума художника, запечатлевшего трех Граций. А какой бугорок Венеры предстал
моим глазам! Какие величественные, какие манящие бедра! Если же описать ее зад
одним словом — ибо иначе описать его невозможно, — то этим словом будет
«умопомрачительный». О, Фонтанж! Какой жестокостью, каким распутством надо было
обладать, чтобы не сжалиться над этим сонмом прелестей и не отвести от тебя
ужасную судьбу, которую я уготовила тебе!
