— Сейчас вы сказали очень удивительные и верные
слова, — заметил Бернис, — и теперь я бы хотел, чтобы мы дополнили
вашу чудесную теорию практикой. Посему, восхитительная Жюльетта, позвольте
взглянуть на тот трон сладострастия, который, как вы правильно поняли, будет
единственным объектом наших желаний и предметом наших удовольствии. С алтарем
Олимпии мы уже давно знакомы, так что прошу вас, мадам, показать ваше
сокровище.
Оба кардинала приблизились, и я, недолго думая, обнажила
алтарь, на котором им предстояло совершать службу. Я придерживала, подняв до
груди, юбки, а они приступили к осмотру, который, как вы догадываетесь,
сопровождался непременным сладострастным ритуалом. Альбани был настолько скрупулезен
в своих содомистских привычках, что тщательно прикрыл промежность, которую я,
наклонившись вперед, могла невзначай показать прелатам. Истинный содомит
испытывает горькое разочарование при виде влагалища. За прикосновениями
последовали поцелуи, потом щекотание языком. У распутников этой породы
жестокость всегда пробуждается испульсами похоти, и нежные ласки скоро
сменились ударами, щипками, покусываниями, затем неожиданно и грубо в анус мне
вставили несколько пальцев, и наконец поступило предложение выпороть меня,
которое, вероятно, было бы осуществлено незамедлительно, если бы в этот момент
не появились мои служанки. Приключение начало принимать серьезный оборот, и я
постараюсь описать его в откровенном и, быть может, циничном духе, который
лучше всего передаст атмосферу того вечера.
Придя, в восторг от двух обольстительных сучек, которых я
отдавала в жертву их гнусной похоти, кардиналы сразу приступили к осмотру
задних прелестей Элизы и Раймонды. Олимпия также, с неменьшим жаром, чем
мужчины, бросилась ощупывать девичьи ягодицы. Улучив момент, я отвела Аль-бани
в сторону и обратилась к нему примерно с такими словами:
— Я уверена, святой отец, что вы не думаете, будто я и
мои несравненные подруги явились сюда удовлетворять все ваши жестокие капризы
из одного благочестия. Пусть вас не обманывает мой роскошный вид: это результат
проституции, которая дает мне средства к существованию. Я отдаюсь только за
деньги и цену прошу немалую.
— Мы с Бернисом всегда придерживались того же
мнения, — уверил меня кардинал.
— В таком случае можно начинать, но прежде будьте
любезны назвать сумму, на которую мы можем рассчитывать за наши услуги. А до
тех пор вы ничего от нас не получите.
Альбани пошептался со своим коллегой, потом они оба
вернулись ко мне и заявили, что мне не стоит беспокоиться на этот счет и что мы
останемся довольны.
— Ну, это обещание слишком расплывчато, — прямо
сказала я. — Мы, все здесь присутствующие, живем своим ремеслом вы,
например, иногда едите эти маленькие священные символы, испеченные из ржаной
муки, замешанной на воде, и за это получаете пять или шесть ливров в год, я же
получаю примерно столько да, оказывая обществу более приятные услуги высоко им
ценимые. Через несколько минут вы продемонстрируете свою невероятную
извращенность, и я, как свидетельница этого кошмара, буду знать вашу тайну и
смогу в любой момент скомпрометировать вас. Допустим, вы будете все отрицать и
в свою очередь обвинять меня во всех грехах. Но у меня хватит золота на
адвокатов, которые разоблачат вас и лишат нынешнего положения. Короче говоря,
вы платите каждой из нас по шесть тысяч цехинов, обещаете мне устроить
аудиенцию у папы, и будем считать сделку заключенной, закончим на этом торг, а
наши будущие отношения не принесут нам ничего, кроме удовольствия. Мало на
свете женщин, которые могут сравниться со мной в распутстве, бесстыдстве и
порочности, а мое необыкновенно извращенное воображение прибавит вашему
наслаждению такое блаженство и такую остроту, каких не изведал ни один
смертный.
— Однако вы недешево себя оцениваете, прекрасное
дитя, — хмыкнул Бернис, — но я не могу отказать в просьбе такому
обольстительному созданию, и вы получите аудиенцию у его святейшества, Кстати,
в мои намерения не входит ничего скрывать от вас, и я скажу, что он сам повелел
организовать нынешний вечер, желая, до того, как сам познакомится с вами,
услышать наши впечатления.
— Прекрасно, — оживилась я, — выкладывайте
деньги, и я в вашем распоряжении.
— Как, прямо сейчас?
— Прямо сейчас.
— Но если вы получите деньги заранее, а потом вдруг вам
придет в голову…
— Я вижу, — прервала я его, всплеснув
руками, — вы совершенно не знаете женщин моей национальности. Француженки
искренни, о чем свидетельствует само название
[17]
, и хотя
стойко держатся, что касается до своих интересов, они не способны нарушить
уговор и отказаться от своего слова, получив деньги.
Альбани переглянулся со своим собратом и молча втолкнул меня
в маленькую комнату, где отпер секретер и достал оттуда требуемую сумму в
банковских билетах. Бросив один лишь взгляд в это вместилище сокровищ, я
затрепетала от азарта.
«Вот удобный момент, — подумала я. — чтобы стащить
деньги, тем более, что после столь мерзких развлечений, которым эти негодяи
будут предаваться в моей компании, они не посмеют преследовать или обвинить
меня».
Прежде чем кардинал успел закрыть секретер, я закатила глаза
и повалилась на пол, так искусно разыграв обморок, что испуганный хозяин
выскочил за помощью. Я мигом вскочила на ноги, схватила целую горсть банкнот и
за какую-то долю секунды обогатилась на целый миллион. Потом, также быстро,
закрыла секретер, будучи уверенной, что из-за суматохи кардинал не вспомнит,
закрыл он крышку или нет.
Все это требовало меньше времени, чем я затратила,
рассказывая об этом, и когда в комнату влетели Альбани, Олимпия и Бернис, я
по-прежнему лежала на полу. При их появлении я открыла глаза, боясь, что они
примутся приводить меня в чувство и обнаружат пухлую пачку, которую я второпях
сунула под юбки.
— Все в порядке, мне уже хорошо, — слабым голосом
произнесла я, отстраняя их руки. — Моя чрезвычайная чувствительность
иногда приводит к таким конфузам, но теперь мне уже лучше, и через минуту я
буду готова к работе.
Как я и предполагала, Альбани, заметив, что секретер закрыт,
решил, что сам запер его, и, ничего не заподозрив, со счастливым видом повел
меня в богато убранный салон, где должна была происходить оргия.
Там уже были еще восемь человек, которым предстояло играть
значительную роль в нынешней мистерии: четверо мальчиков лет пятнадцати, все —
настоящие купидоны, и четверо копьеносцев от восемнадцати до двадцати лет,
вооруженные поистине устрашающими членами. Таким образом в комнате собрались
двенадцать человек ради того, чтобы доставить удовольствие двум развратным
отцам церкви, — я говорю двенадцать, потому что Олимпии также
предназначалась роль скорее жертвы, нежели жрицы, в этом спектакле: служить
этим господам ее заставляли развращенность, жадность и тщеславие, так что ее
положение в данном случае ничем не отличалось от нашего.
