— Не торопитесь, прелестное создание, — сказал мне
гнусный развратник, прильнув лицом к моим ягодицам, — дело в том, что мои
чувства от долгой привычки несколько притупились, и мне придется потрудиться,
чтобы почувствовать твердость в чреслах. Это потребует времени и, возможно,
утомит вас, в конце концов у меня может ничего не получиться, но в любом случае
вы доставите мне удовольствие, а это, по-моему, все, о чем может мечтать любая
женщина.
Произнося эти слова, развратник изо всех сил теребил и
тискал свой инструмент и продолжал лобзать мой зад.
— Мадам, — обратился он к Олимпии, к заднему
проходу которой уже примеривался Браччиани, — мне не очень нравится
заниматься этим делом в одиночестве, думаю, графу также не помешает посторонняя
помощь. У вас наверняка наготове есть девчонки или мальчишки, которые смогут
возбуждать, сосать и сократировать нас, и мы доберемся до алтарей
Каллипигийской Венеры бодрыми и сильными.
Олимпия дернула за сонетку, и в комнату в тот же миг вошли
две пятнадцатилетние девочки — блудница всегда держала помощниц под рукой.
— Ага, очень хорошо, — заметил вельможа, —
пусть немедленно приступают к своим обязанностям.
Они повиновались с полуслова, и в их детские руки Киджи
вложил бесславные остатки своей мужественности, не переставая покрывать
поцелуями мои ягодицы; скоро язык его проник в норку, но никаких признаков
успеха я не ощутила. Более удачливый Браччиани тем временем уже проник в анус
княгини, а ее служанка, стоя на коленях, сосала ее отверстие. Киджи несколько
мгновений смотрел на них, потом рассвирепел, раздвинул мои ягодицы, вложил
между ними свой полуотвердевший член и велел девочке пороть себя, но, увы,
негодяи только опозорил мои прелести: ему недоставало стойкости, и он отступил.
А вину за свое поражение возложил на бедную девочку.
— Если бы ты постаралась, — взревел он, —
этого бы не произошло. — И мощным пинком отшвырнул ребенка далеко в
сторону.
— В чем дело, монсиньор, в чем дело! — воскликнула
Олимпия. — Накажите эту тварь построже, выпорите ее, я никогда с ними не
церемонюсь.
— Вы правы, мадам, — сказал Киджи, хватая хлыст.
И несмотря на трогательную грацию и нежность юного создания,
несмотря на обольстительное тело, варвар с такой яростью накинулся на него, что
шестым ударом вырвал большой кусок плоти. Я заметила, что его дикий взгляд
блуждает по моим ягодицам, а рука крепко сжимает хлыст и подбодрила его:
— Бейте, не бойтесь и бейте сильнее. Я догадываюсь,
чего вам хочется и готова принять ваши удары. Давайте же, дорогой, и не щадите
меня.
Киджи не заставил просить себя дважды и выпорол меня так
основательно, что его вялый орган обрел силу и достаточную стойкость, чтобы
пронзить меня. Я поспешно приняла нужную позу, он овладел мною, и тела наши
возликовали.
— Что вы думаете насчет оргазма? — поинтересовался
Браччиани, пристраиваясь сзади к моему партнеру.
— Думаю, пока не стоит, — отвечал Киджи. —
Впереди у нас серьезное дело, поэтому лучше сохранить силы: мы можем позволить
себе пролить сперму только во время агонии Корнелии и ее семейства.
На том и порешили, и, не обращая никакого внимания на наши
ощущения, оба распутника в тот же момент, сошли с боевых коней, и на смену
удовольствиям похоти пришли застольные наслаждения. Посреди трапезы Киджи,
почти совершенно пьяный, предложил положить на стол одну из — девочек, ту,
которую он не порол, и полакомиться с ее ягодиц горячим душистым омлетом. Так и
было сделано, и бедный ребенок зашелся в крике от невыносимой боли, что
нисколько не помешало пирующим хладнокровно втыкать вилки в кусочки яичницы,
лежавшей на подносе из ободранной и окровавленной плоти.
— Было бы забавно запить все это соком из ее
грудей, — заметил Браччиани.
— Я согласен, — сказал Киджи, — только прежде
я вставлю ей клистир из кипящей воды.
— Я тоже хочу сделать ей клистир: влить во
влагалище-порцию уксуса, — подхватила Олимпия хриплым голосом, который
обычно появлялся у нее в те моменты, когда ее голову посещала особенно гнусная
идея.
— Раз уж и мне надо высказаться, — сказала я,
оглядев собравшихся, — я предлагаю съесть еще по омлету с личика этого
милого создания, чтобы ненароком выколоть ей глаза, а потом насадить ее на
вертел и оставить в центре стола для украшения.
Все эти предложения были осуществлены под жуткий надсадный
вой, и мы продолжали пить, есть и беседовать, любуясь восхитительным зрелищем
жутких мучений медленно умиравшей жертвы.
— Как вы нашли мой обед? — спросила княгиня
Боргезе, когда мы приступили к десерту.
— Это великолепно, — последовал наш дружный ответ.
И на самом деле обед был не только вкусен, но и роскошен.
— Тогда прошу вас испробовать вот этот напиток.
Это был ликер, который немедленно осадил все, чем мы набили
желудок, и три минуты спустя мы почувствовали аппетит не меньший, чем перед
тем, как сели за стол. В это время подали новые яства, на которые мы
набросились как стая голодных волков.
— А теперь глоточек другого ликера, — сказала Олимпия, —
и посмотрите, что будет.
Не успели мы выпить этот волшебный напиток, как вновь
почувствовали приятные приступы голода. На столе появились новые блюда, еще
более сытные, чем предыдущие.
— На этот раз обойдемся без обычных вин, —
продолжала удивлять нас Олимпия, — начнем с алеатского, закончим
фалернским, а после сыра подадут горячительные напитки.
— А что будем делать с жертвой?
— Клянусь потрохами, она еще дышит, — возвестил
Киджи с удивлением в голосе.
— Неважно, давайте уберем ее отсюда и закопаем, все
равно — мертвую, или живую. А на ее место положим свеженькую.
Сказано — сделано: первую девочку сняли с кола и убрали со
стола, тот же самый толстый вертел воткнули в задний проход второй жертвы,
которая нам служила развлечением в продолжение третьей трапезы. Непривыкшая к
таким застольным излишествам, я испугалась, что не выдержу более, однако же
ошиблась, чем была приятно удивлена: чудодейственный эликсир прочистил и
умиротворил желудок, и хотя мы проглотили несметное количество пищи, каждый из нас
чувствовал себя превосходно. Вторая жертва еще дышала, когда подали третий
десерт; наши блудодеи вооружились молотком и щипцами, и вся компания, кипя от
похоти и обезумев от опьянения, с удвоенной силой принялась терзать
забрызганное кровью тело, и должна признать, что я была вдохновительницей этого
натиска. Браччиани проделал над девочкой несколько, физических экспериментов,
причем последний заключался в получении искусственной молнии, которая спалила
ее. Мы жадно наблюдали, как жизнь вытекает из сосуда, бывшего когда-то ее
телом, когда привели Корнелию вместе с матерью и братом, и их появление
пробудило в нас желание новых, еще более извращенных злодейств.
