Разве мы не видели, разве не чувствовали, что жестокость в
преступлении нравится Природе, коль скоро только таким путем она регулирует
количество наслаждения, которое доставляет нам преступление. Чем оно ужаснее,
тем больше им наслаждаешься; чем оно чернее и отвратительнее, тем больше нас
возбуждает. Вот так непостижимая Природа требует порочности, гнусности,
жестокости в поступках, к которым нас подталкивает; она хочет, чтобы мы
украсили их всеми теми атрибутами, которыми она сопровождает великие бедствия и
эпидемии, поэтому оставьте все сомнения, презрите нелепые законы человечности и
идиотские установления, которые сковывают нас, и бесстрашно творите то, к чему
зовет вас священный голос Природы, зная, что он всегда противоречит абсурдным
принципам человеческой морали и гнусной цивилизации. Неужели вы полагаете,
будто цивилизация или мораль сделали людей лучше? Отнюдь: и та и другая только
испортили человека, подавили в нем зов Природы, который делал его свободным и
жестоким; отчужденный от нее, весь род человеческий погрузился в болото
разложения, его врожденная жестокость превратилась в подлую хитрость, и от
этого зло, которое творит человек, сделалось еще опаснее для его собратьев.
Коль скоро должен он творить его, коль скоро оно необходимо и угодно Природе,
дайте человеку эту возможность, дайте ему право поступать так, как ему больше
нравится, и пусть он предпочтет жестокость подлости, ибо в этом больше
естественности и, если угодно, благородства.
Я не устану повторять: никогда ни один умный народ не
возводил убийство в категорию преступлений, ведь чтобы признать его
преступлением, в нем должен присутствовать факт разрушения, чего на самом деле
нет, как мы уже убедились. Кроме того, убийство — это не более, чем изменение
формы, которое не приводит к нарушению ни закона трех царств, ни закона
Природы, но напротив того, служит им
[48]
. Так разве можно
наказывать человека за то, что он несколько преждевременно разлагает на
составные части кусочек материи, который, в сущности, для того и предназначен и
который из тех же самых элементов образует новые соединения: чем скорее вы
убьете муху, тем скорее появится на свете какой-нибудь турецкий паша, а если
пощадите таракана, одним архиепископом на земле будет меньше. Следовательно,
нет ничего дурного или злодейского в том, чтобы разложить на элементы
чью-нибудь плоть и получить средство для создания тысячи насекомых за счет
пролития крови в более крупном животном, именуемом человеком.
Короче говоря, убийца — такое же естественное явление, как
война, голод или холера; это — средство, которое имеет в своем распоряжении
Природа и которое ничем не хуже других враждебных нам сил. Таким образом, когда
кто-то осмеливается заявлять, что убийца оскорбляет Природу, я считаю это такой
же нелепостью, как, скажем, утверждать, что холера, голод или война оскорбляют
Природу или совершают преступление, ибо разницы здесь я не вижу. Но мы же не
можем выпороть или сжечь, или заклеймить каленым железом, или повесить ни
холеру, ни голод, между тем как это можно сделать с человеком: именно поэтому
его признают виновным. Вообще сплошь и рядом мы видим, что вина определяется не
серьезностью проступка, а степенью уязвимости преступника, вот почему богатство
и высокое положение всегда правы, а нищета всегда оказывается виновной.
Что же касается до жестокости, ведущей к убийству, можно с
уверенностью сказать, что это одна из самых естественных наклонностей человека,
к тому же одна из самых усладительных и приятных, которые он получил от
Природы; жестокость в человеке — не что иное, как выражение его желания
проявить свою силу. Она сквозит во всех его делах и словах, во всем его образе
жизни; порою она маскируется воспитанием, но очень быстро эта маска спадает, и
тогда она проявляется с новой силой в самых разных формах. Сильный трепет,
который мы ощущаем при мысли о жестоком преступлении и во время его свершения,
является убедительнейшим доказательством того, что мы рождены служить слепыми
орудиями законов трех царств и промысла Природы и что, как только отдаемся
своему порыву, сладострастие проникает в наш организм через все поры.
Поэтому надобно награждать убийцу, а не наказывать:
запомните, что ни одно преступление на свете не требует такой силы и энергии,
такого мужества и ума, как великое дело убийства. Существуют тысячи ситуаций,
когда умному правительству следовало бы использовать только наемных убийц… Тот,
кто знает, как подавить вопли своей совести и играючи обращаться с чужой
жизнью, уже готов к самым великим деяниям. Одному небу известно, сколько в мире
людей, которые добровольно становятся преступниками просто потому, что
недальновидное правительство игнорирует их дар и не употребляет его в дело; в
результате несчастные погибают, на колесе за поступки, которые могли бы
принести им почет и уважение. Все эти Александры Великие, все эти маршалы — и
Тюренн и Саксонский
[49]
и прочие — могли бы сделаться
разбойниками с большой дороги, если бы высокое происхождение и улыбка фортуны
не устелили им лаврами путь к славе. И, конечно же, все эти Картуши, Мандрены и
Дерю
[50]
стали бы великими людьми, если бы правительство знало,
как использовать их талант.
Это же верх самой вопиющей несправедливости! Существует
множество хищных зверей — лев, волк, тигр, — которые живут только
убийством и не признают никаких законов, кроме своих собственных; в то же время
в мире встречаются и другие животные, которые занимаются таким же делом,
удовлетворяя не голод, а другую страсть, и их называют преступниками!
Мы часто жалуемся на тех или иных диких зверей, которые
кажутся нам опасными или приносят нам вред, но мы со вздохом приговариваем, исходя
из здравого смысла: «Да, это ужасное и опасное создание, но оно полезное:
Природа ничего не создает без надобности, возможно, этот зверь вдыхает какой-то
воздух, который в противном случае мог отравить нас, или поедает насекомых,
представляющих для нас еще большую угрозу». Давайте же рассуждать так же здраво
и в отношении других животных и видеть в убийстве только руку, направляемую
непреложными законами, руку, которая служит Природе и через преступления,
какими бы чудовищными их ни считали, действует ради каких-то неизвестных нам
целей или же предотвращает несчастья, в тысячу раз более ужасные, нежели те,
что она творит.
