— Вас, прекрасные дамы, — обратился к нам великий
герцог, — я прошу последовать примеру этих девиц и раздеться. Я не могу
наслаждаться женщиной, пока она совершенно не обнажится, к тому же я надеюсь,
что ваши фигуры заслуживают того, чтобы полюбоваться ими.
Через минуту Леопольд оказался в окружении семерых
обнаженных женщин.
Первым делом коронованный распутник соблаговолил оказать нам
высокую честь. Он внимательнейшим образом осмотрел нас троих вместе и по
отдельности и закончил вступительную церемонию тем, что облизал всем троим
влагалища, заставив беременных девиц ласкать и возбуждать себя. Он работал
языком до тех пор, пока каждая из нас не кончила ему в рот три раза. В
продолжение всей этой сцены нас по очереди сократировал аббат, так что,
подогреваемые и спереди и сзади, мы досыта напоили принца своим нектаром. Это
продолжалось целый час, после чего неутомимый герцог перешел к другому алтарю:
на сей раз он впивался языком в наши анусы, заставив святого отца облизывать
нам вагину, а беременные женщины продолжали ублажать его.
— Ну вот, теперь я готов к более серьезным
занятиям, — объявил он наконец. — Вы видите четыре железных прута,
которые подогреваются в камине? На конце каждого из них запечатлен приговор
нашим грешницам. Я завяжу им глаза, и каждая сама выберет себе клеймо.
Игра началась; как только бедная жертва выбирала орудие
своей пытки, Леопольд вытаскивал его из жарких угольев, прижимал раскаленный
докрасна конец к ее животу и запечатлевал на нем короткие, похожие на
сентенции, надписи. Самой юной судьба определила такую участь: «Выкидыш
произойдет под кнутом». Следующая получила другой приговор: «Причиной выкидыша
будет волшебный напиток». Третьей была суждена еще более страшная пытка: «Плод
выскочит от танцев на ее животе». Но самая ужасная участь ожидала самую
старшую: «Дитя будет с корнем вырвано из ее утробы».
После завершения ритуала с бедняжек сняли повязки, и все
четверо, оглядывая дуг друга, вслух, помимо своей воли, читали эти жестокие
приговоры. Вслед за тем Леопольд выстроил их в ряд вплотную к кушетке, на
которую легла я, и он принялся энергично совокупляться со мной, блуждая
взглядом по четырем надутым животам, несущим в себе роковую печать с указанием
того, каким образом из этих шаров будет выпущен воздух. Тем временем Элиза
порола его высочество, а аббат наслаждался вволю, зажав свой член между грудей
Раймонды.
— Леопольд, — заговорила я, продолжая достойно
отражать натиск герцога, — умоляю вас, сдержите свой пыл, иначе я так же
забеременею, и вполне возможно, что и мне придется сделать такой же аборт.
— Если бы это было в моей власти, так бы оно и
было, — заметил великий герцог, обжигая меня таким взглядом, к тому же
подкрепленным движениями, которые ничуть не напоминают собой
галантность. — Но пусть вас утешит тот факт, что из меня не так-то просто
выжать оргазм.
С этими словами он оставил меня в покое и набросился на
Элизу, которая к тому времени четверть часа осыпала его ударами хлыста, потом занялся
Раймондой; я заменила ее, взяв на себя аббата, после чего он перешел в руки
Элизы. И я должна признать, все что это время члены обоих развратников
оставались на удивление тверды и стойки.
— Не попробовать ли нам содомию? — обратился к
повелителю аббат, который уже несколько минут ласкал и лобзал мой зад с явным
намерением овладеть им.
— Еще рано, — отвечал Леопольд, — прежде
всего надо принести жертву.
Монарх схватил девочку, обреченную на изгнание плода
посредством порки, для начала взял обычную плеть, потом потяжелее —
многохвостовую с заостренными железными наконечниками и полчаса обрабатывал ее
зад с таким остервенением, что клочья кожи летели, будто щепки из под топора
дровосека. После этого жертву подняли, привязали ее ноги к полу, а руки — к свисающим
с потолка веревкам, и герцог, вооружившись толстым кнутом из воловьей кожи,
несколькими мощными ударами по животу разорвал нить, удерживающую плод. Девушка
пронзительно вскрикнула, появилась головка ребенка, Леопольд ухватился за нее,
выдернул все тельце и небрежно швырнул его в камин, после чего отвязал
освобожденную от бремени мать, которая тут же свалилась без чувств.
— Давайте же займемся содомией, ваше высочество, —
умоляюще произнес священник, — ваш член раскалился докрасна, пена
пузырится на ваших царственных губах, глаза ваши мечут молнии, все говорит о
том, что вам нужна задница. Не жалейте своего семени, сир, ведь мы быстро
поднимем ваш опавший фаллос, а потом займемся остальными жертвами.
— Нет, — твердо заявил великий герцог, который в это
время не переставал целовать и поглаживать мое тело, — вчера я пролил
слишком много спермы и нынче не расположен к извержению. Пока я еще в силе,
надо продолжать акушерство.
И он принялся за вторую девушку. «Причиной выкидыша будет
волшебный напиток» — гласил приговор; был приготовлен роковой кубок, девочка,
осужденная выпить его содержимое, отчаянно скривила лицо и затрясла головой, но
радом стоял беспощадный аббат, который одной рукой схватил ее за волосы, другой
разжал ей губы железным скребком; мне оставалось влить напиток в ее глотку, а
герцог, возбуждаемый Элизой, яростно тискал мои ягодицы и ягодицы жертвы…
Великий Боже, как же был силен этот эликсир! Я ни разу не видела таких быстрых
результатов. Едва жидкость попала в ее горло, как бедняжка издала страшный,
леденящий кровь стон, взмахнула руками, как подбитая птица, и рухнула на пол, а
в следующий миг между раскинутых ее ног показалась детская головка. На этот раз
извлечением занялся аббат, так как Леопольд, который, вставив член в рот
Раймонде, слился со мной и Элизой в похотливом объятии и не был в состоянии
продолжать такую тонкую операцию; я подумала, что он вот-вот извергнет свой
заряд, но распутник вовремя сдержался.
Третью девочку распяли на полу, крепко привязав ей руки и
ноги, ее плод должен был погибнуть от топтания на животе. Раймонда встала на
колени, обхватила сжатыми грудями член злодея, а он, поддерживаемый мною и
Элизой, исполнил дикий танец на животе несчастной, и через полминуты оттуда
вышел ребенок. Его также бросили в камин, отец даже не удосужился посмотреть,
какого пола был его отпрыск, а мать волоком вынесли из комнаты скорее мертвую,
нежели живую. Последняя из четверых была не только самая прелестная, но и самая
несчастная. Представьте, как она должна была страдать, когда ребенка вырывали
из ее чрева!
— Эта наверняка не выживет, — небрежно бросил
Леопольд, — и своим оргазмом я буду обязан ее жуткой агонии. Другого и
быть не может, потому что из всех четверых она доставила мне наибольшее
удовольствие; эта сучка понесла в самый первый день, когда я лишил ее
невинности.
Ее привязали к диагональному кресту из тяжелых деревянных
брусьев так, что ее ягодицы упирались в перекрестье; тело ее прикрыли тканью,
обнаженной оставалась только округлая, вздувшаяся часть, в которой уже
шевелилась новая жизнь. Аббат принялся за работу… Леопольд, не спуская
блестевших глаз с происходящего, овладел мною сзади; правой рукой он ласкал
ягодицы Элизы, левой — влагалище Раймонды, и пока жестокосердный священник
вскрывал живот и извлекал ребенка, ставшего злой судьбой его матери, этот
благороднейший вельможа Австрии, великий наследник Медичи, знаменитый брат
известнейшей шлюхи Франции, сбросил в мой зад неимоверное количество спермы,
сопровождая это другим потоком самой площадной, самой мерзкой и богохульной
брани.
