Вам, Жюльетта, уже известно, что произошло с Габриель
дальше, по крайней мере, известна большая часть ее жизни; как я уже сказал, ей
удалось разорвать супружеские узы и зажить жизнью свободной и счастливой
женщины среди роскоши и радости плоти, а ее связь с министром гарантировала ей
абсолютную безнаказанность. Я знаю, что был момент, когда вы, находясь в
отчаянном положении, несправедливо заподозрили ее в предательстве и усомнились
в ее верности, но теперь вы должны понять, что никогда не была она вашим
врагом, и министр не сообщил ей о том, какую участь уготовил вам. Поэтому я
больше не буду говорить о ней и сосредоточусь на собственных приключениях; в
свое время вы услышите, чем они закончились, как мы снова встретились с
Габриель и по какой причине выбрали местом жительства эту неприступную обитель
злодейства и распутства.
Больше всего мое любопытство возбуждали северные столицы,
туда я и направил свои стопы. Первой я посетил Гаагу. Незадолго до того
правитель города женился на принцессе Софии, племяннице короля Пруссии. Только
один раз увидев это восхитительное создание, я возжелал ее и не успокоился до
тех пор, пока не переспал с ней. Софии было тогда восемнадцать лет, она
обладала безупречнейшей фигурой и прекраснейшим в мире лицом, но настолько велика
была ее распущенность, и разврат ее был настолько хорошо известен, что ее
поклонников интересовали главным образом ее деньги. Я быстро навел все
необходимые справки и храбро двинулся в атаку; я не возражал против того, чтобы
оплачивать свои удовольствия, но был достаточно молод и силен, поэтому считал,
что женщины должны взять на себя часть моих расходов в путешествии, и решил
оказывать благосклонность только тем, кто был способен оценить ее.
— Мадам, — сказал я принцессе после того, как
почти целый месяц сношался с ней, — я льщу себя надеждой, что вы оцените
расходы, которые я понес ради вас; вы согласитесь, что редкий мужчина сравнится
со мной в выносливости, и мало у кого найдется такой член, но в наш век, мадам,
все это стоит денег.
— О, как вы облегчили мою задачу, сударь, —
ответила принцесса. — Я предпочитаю, чтобы вы были в моей власти, а не я в
вашей. Возьмите, — продолжала она, протягивая мне кошелек, набитый
золотом, — и помните, что отныне я имею право потребовать от вас
удовлетворять все мои страсти, какими бы необычными они вам не показались.
— Само собой разумеется, — кивнул я, — такой
подарок ко многому обязывает, и я в вашем полном распоряжении.
— Приходите нынче вечером в мой загородный дом, —
сказала София, — приходите один и не бойтесь: с вами ничего не случится.
Хотя от меня не ускользнули ее последние слова, тем не менее
я не поддался страху в надежде лучше узнать эту женщину и выудить из нее
побольше денег.
Я отправился один и в назначенный час был у ее дома; дверь
открыла пожилая женщина и, не говоря ни слова, втолкнула меня в полутемную
комнату, где меня встретила юная дама лет девятнадцати, красивая собой.
— Принцесса скоро будет, сударь, — сказала она
голосом звучным и приятным. — А пока, как мне поручено, я попрошу вас дать
мне клятвенное обещание никогда и никому не рассказывать о необычных ритуалах,
которые вы здесь увидите.
— Ваше сомнение оскорбляет меня, мадам, — с
достоинством ответил я, — и мне горько и больно слышать, что оно исходит
от принцессы.
— А вдруг у вас появится повод пожаловаться? Вдруг в
сегодняшней церемонии вам предстоит только роль жертвы?
— Я буду гордиться этим, мадам, и от этого молчание мое
не будет менее надежным.
— Такой достойный ответ избавил меня от необходимости
настаивать дальше, но я обязана строго выполнить приказ, поэтому мне требуется
ваша клятва, сударь.
Я поклялся.
— Я хочу добавить, что если, не дай бог, вы не сдержите
слово, вас ждет самая скорая и самая мучительная смерть.
— Мадам, — запротестовал я, — эта угроза
излишняя, и то, как я выполнил ваше требование, должно было убедить вас в этом.
Но Эмма исчезла из комнаты, так и не услышав эти слова, и
четверть часа я оставался наедине со своими мыслями.
Она вернулась вместе с Софией. Их вид и их состояние
подсказали мне, что эти стервы только что бурно ласкали друг друга.
Эмма предложила мне раздеться.
— Вы же видите, что на нас ничего нет, — добавила
она, заметив мои колебания, — или вы испугались двух обнаженных женщин?
Она помогла мне снять все одежды, вплоть до носков, и
подвела меня к широкой скамье, на которую мне пришлось встать на четвереньки.
Тут же раздался металлический щелчок, и вдруг все четыре мои конечности
оказались зажаты железной хваткой, откуда-то снизу выдвинулись три острых
лезвия; одно уперлось мне в живот, два — в бока, и я оказался в таком
положении, что не мог пошевелить ни одним мускулом. Взрыв хохота был ответом на
мои встревоженные взгляды, но всерьез я забеспокоился, когда увидел, что обе
женщины взяли в руки длинные многохвостые плети с железными наконечниками и приблизились
ко мне с угрожающим видом.
Через двадцать минут флагелляция закончилась.
— Иди сюда, Эмма, — позвала София свою
наперсницу, — будь умницей и поласкай меня рядом с нашей жертвой: я люблю
совмещать любовь и ужасы. Давай разогреем свои куночки перед этим несчастным,
радость моя, и полюбуемся, как он будет извиваться, видя наш оргазм.
Эта бесподобная шлюха королевских кровей позвонила в
колокольчик, и перед ней предстали две пятнадцатилетние девочки красоты
неописуемой; они быстро сбросили с себя одежду, разложили передо мной подушки,
на которых лесбиянки в течение часа предавались скотским удовольствиям: то и
дело то одна, то другая, извиваясь, подползали почти вплотную к моему лицу,
провоцируя меня своими прелестями, наслаждались произведенным эффектом и громко
смеялись над моей беспомощностью. Как легко догадаться, главную роль в этой
бесстыдной драме играла София: все действо было направлено на нее, все
происходившее служило утолению ее похоти, и я, признаться, был поражен таким
опытом, таким искусством и таким бесстыдством столь молодого создания. Как и
каждая женщина, имеющая слабость к своему полу, она изнемогала от восторга,
когда ей облизывали влагалище, и сама, с неменьшим восторгом, сосала ту же
часть тела своих наперсниц. Но принцесса не ограничивалась этим: она заставляла
сношать себя сзади и спереди искусственным фаллосом и платила услугой за
услугу. Когда же возбуждение блудницы достигло предела, она сказала:
— Пора приняться за этого мерзавца.
В руках моих мучительниц — теперь их было уже четверо —
снова появились хлысты. Первой в атаку двинулась София, выдав мне пятьдесят
сильных ударов и сохранив невероятное спокойствие в продолжение экзекуции. Она
несколько раз прерывала ее, наклонялась ко мне и жадно смотрела в мои глаза,
ища в них признаки жестокой боли, которую мне причиняла; закончив свое дело,
она устроилась прямо перед моим лицом, широко раскинула бедра и принялась
мастурбировать, приказав остальным бить меня изо всех сил.
