— Любовь моя, — кричал я, — я не опоздал?
Может быть, эти негодяи уже…
— Нет друг мой, — сквозь слезы отвечала
Клотильда, — нет, твоя жеца осталась верна тебе — униженная, растоптанная,
но не обесчещенная. О Боршан, для чего ты привел меня в этот дом?
— Успокойся, мой ангел, все страшное уже позади. У мисс
Бовел есть враги, и это вторжение — дело их рук. Но я привел подмогу, их
схватили, и мы можем спокойно провести здесь остаток ночи.
Клотильда успокоилась не сразу; наконец немного пришла в
себя, и мы улеглись в постель. Сильно возбужденный предыдущей сценой,
доведенный почти до исступления от того, что держу в объятиях поруганную
красоту и добродетель, я проявил чудеса стойкости и выносливости… Хотя этому
прелестному созданию недоставало извращенного воображения ее сестры, она
возмещала этот недостаток пылом и вдохновением, не говоря уже о потрясающе
красивых физических достоинствах. Невозможно было иметь более нежную кожу,
более волнующие изгибы тела, а ее интимные прелести могли свести с ума кого
угодно. Попутно замечу, что Клотильда была абсолютно не искусна в распутстве,
глуха к его тайным удовольствиям и даже не догадывалась о том, что можно
совершить путешествие по узкой обходной тропинке Цитеры
[87]
. —
Знаешь, мой ангел, супруг должен сорвать первые плоды в брачную ночь, и коль
скоро у тебя из нетронутого осталось только это, — сказал я, касаясь ее
заднего прохода, — надеюсь, ты мне не откажешь.
С этими словами я взялся за ее крутые бока и, совершив
подряд пять актов содомии, довел свое семя до кипения, однако сбросил я его в
ее влагалище. И вот в тот момент Клотильда, может быть, потому, что была со
мной более страстной, чем с Тилсоном, зачала несчастную дочь, которую я увидел
только много лет спустя.
К рассвету я настолько устал от своей богини, что если бы
Клотильда могла заглянуть в мои мысли, она никогда бы не уехала из Лондона, да
и сам я вряд ли стал бы настаивать на этом; однако она могла пригодиться мне во
время путешествий, и мы стали готовиться к отъезду. С моей помощью Клотильда
собрала все свое богатство, которое в общей сложности составляло двенадцать
тысяч гиней и которое мы захватили с собой. Мы покинули Лондон через два года
после того дня, когда моя нога впервые вступила в этот город.
Поскольку я всегда мечтал посетить северные страны, мы
поехали в Швецию. Путешествие наше длилось уже девять или десять недель, как
вдруг однажды, оглянувшись на прошлые события, Клотильда упрекнула меня за
насилие, которое я употребил для того, чтобы завоевать ее сердце. Мой
немедленный ответ был сформулирован в таких красноречивых словах, что моя
дорогая женушка сразу поняла, что я готов заставить ее совершать преступления,
но ничуть не расположен выслушивать ее раскаяния. Клотильда разрыдалась, когда
я рассказал ей всю правду о том, что произошло на самом деле.
— И каждая деталь, — сказал я в завершение, —
была подготовлена мной; желание избавиться от твоей сестры и твоего мужа,
которых я сношал немилосердно, желание прочистить и твои трубы, а заодно
завладеть твоими деньгами, убив твоего отца, — вот, сладкая моя, истинные
мотивы моего поведения. Кроме того, ты должна зарубить себе на носу, что
действовал я ради своего блага и удовольствия и никогда не думал о тебе. Еще
могу прибавить, дорогая, что я всегда мечтал посвятить себя гнусному пороку и
скрывал это от тебя, чтобы ты не мешала мне, а напротив того — помогала, хотя
бы невольно.
— В таком случае, сударь, какая, на ваш взгляд, разница
между рабыней и женой?
— А ты что скажешь на это: какая, по-твоему, разница
между рабыней и женой?
— Ах, Боршан, почему вы не сказали мне об этом сразу, в
тот первый день, когда я встретила вас? Как горьки и бессильны теперь эти
слезы, которые я проливаю о своей несчастной семье!
— Перестаньте рыдать, мадам, — резко и угрожающе
произнес я, — и не стройте больше иллюзий касательно своей судьбы: я жду
от вас беспрекословного повиновения. Если мне захочется вот в эту самую минуту
остановить карету и заставить вас пососать член кучера, вы сделаете это,
дорогая, сделаете непременно. А если нет, я тут же вышибу вам мозги.
— Боже мой, что я слышу, Боршан? Неужели это и есть
ваша любовь?
— Я вовсе не люблю вас, мадам, что это вам взбрело в
голову? И никогда не любил: я хотел ваши деньги и вашу задницу, я получил и то
и другое, и может случиться, что очень скоро мне надоест второй упомянутый
предмет.
— Тогда меня ждет участь Клеонтины?
— Только с вами я, пожалуй, обойдусь без таинственности
и уж наверняка сделаю —это более артистично и искусно.
Тогда Клотильда решила употребить оружие своего пола: она
наклонилась ко мне с намерением поцеловать и увлажнить мою щеку своими слезами,
но я грубо оттолкнул ее.
— Как ты жесток, — проговорила она, захлебываясь
слезами. — Если ты хочешь оскорбить мать, имей, по крайней мере, уважение
к бедному созданию, которое будет обязано жизнью твоей любви, ведь я беременна…
Прошу тебя остановиться в первом же городе, потому что я чувствую себя не очень
хорошо.
Мы остановились, и Клотильда которую сразу же отнесли в
постель, серьезно заболела. Придя в бешенство от того, что пришлось прервать
путешествие из-за существа, к которому я начинал питать самое искреннее
отвращение, и от того еще, что всегда ненавидел беременных женщин, я уже
собирался плюнуть на все и оставить жену и будущего ребенка в приюте, как вдруг
в коридоре меня остановила какая-то женщина и попросила на минутку зайти в ее
комнату. Великий Боже, каково же было мое удивление, когда я узнал прелестную
помощницу принцессы Софии, ту самую Эмму, о которой уже рассказывал!
— Какая неожиданная встреча, мадам, — сказал
я, — и к тому же очень счастливая! Вы здесь одна?
— Да, — отвечала прелестница, — мне также
пришлось бежать от своей ненасытной и тщеславной госпожи, черт ее возьми со
всеми потрохами! Вы очень благоразумно поступили, проявив в тот раз такую
решительность. А ведь вы не знали и, возможно, не знаете до сих пор, какую
судьбу готовила для вас ее коварная политика. Она сказала вам, что бургомистр с
ней заодно, но она солгала; это вы должны были устранить его с дороги, и если
бы все сорвалось, быть бы вам покойником. Принцесса пришла в отчаяние и
бешенство после вашего бегства, но все-таки продолжала плести свои гнусные
интриги еще два года и наконец настояла, чтобы это убийство совершила я. Будь
здесь речь об обычном преступлении, я бы, конечно, согласилась, потому что
преступление забавляет меня, я люблю встряску, которую оно производит в моем
организме и которая приводит меня в восторг, а поскольку мне чужды всякие
предрассудки, я отдаюсь этому без страха и после этого никогда ни о чем не
жалею. Но такое серьезное дело было не по мне, и я последовала вашему примеру,
чтобы не сделаться жертвой принцессы, потому что не захотела быть ее
помощницей.
