— Ну и как, Жюльетга, — спросила Клервиль, когда
ее брат закончил свой рассказ, — достоин ли меня такой человек?
— Без сомнения, он самый достойный из всех, кто превыше
всех законов ставит личное счастье и не оглядываетесь на чужое мнение.
Началось всеобщее оживление; Боргезе заключила всех
присутствующих в объятия, и все бросились целоваться друг с другом. Боршан —
отныне будем называть его своим именем — и Сбригани почувствовали влечение друг
к другу; Раймонда и Элиза радовались, как дети, столь счастливому завершению
приключения, начало которого так встревожило их.
Ликование было в самом разгаре, когда вошедший солдат
доложил, что в замок доставили карету с целым семейством и с приличной добычей.
— Отличные новости, — улыбнулся обаятельный братец
Клервиль, — надеюсь, эти пленники годятся для сладострастных утех; что же
касается денег, они как нельзя кстати, ведь, если вы не против, в скором
времени мы все поедем отдыхать в Неаполь на несколько месяцев.
— Мы согласны, — ответила за всех Клервиль, сжимая
мою руку.
— В таком случае, вся сегодняшняя добыча, до последнего
гроша, пойдет на это путешествие. В этот момент появились пленники.
— Капитан, — начал Карлсон, который возглавлял
налет, — сегодня положительно счастливый день: я нашел свою семью.
Позвольте представить вам мою жену, — и он указал на очень привлекательную
женщину лет тридцати с лишним. — Эти девочки, — продолжал он, держа
за руку младшую, тринадцатилетнего возраста, очень симпатичную на вид, и
старшую — пятнадцатилетнее создание, при виде Которого Грации высохли бы от
зависти, — вылупились из моего яйца. А вот это мой сын. — Карлсон положил
руку на плечо шестнадцатилетнего юноши с исключительно красивым лицом. —
Расскажу в двух словах предысторию этой встречи. А моя супруга может дополнить
мой рассказ. Розина — датчанка; семнадцать лет назад я был в Копенгагене,
встретил там ее и женился. Мне было в ту пору восемнадцать лет.
Этот симпатичный парень, которого я назвал Франсиско, —
первый плод нашей любви. За ним идет Кристина, последней была Эрнелинда. Вскоре
после рождения младшей дочери я оказался в России и в результате политических
интриг был сослан р Сибирь, откуда бежал еще до встречи с Боршаном в Тифлисе. И
вот сегодня фортуна сделала мне царский подарок. Моя семья со мной. Вы можете
делать с ними все, что пожелаете, и я хотел бы доказать капитану, что мне так
же, как и ему, плевать на родственные узы.
— Ну что ж, мадам, — обратился Боршан к
Розине. — Соблаговолите удовлетворить наше любопытство насчет остального.
— Увы, мой господин, — отвечала прекрасная
Розина, — покинутая этим коварным человеком, я, как могла, перебивалась
первый год его отсутствия; потом получила неплохое наследство и потратила часть
денег на поиски своего мужа, сначала во Франции, а позже — в Италии, где
получила обнадеживающие сведения; я надеялась вручить в его руки судьбу наших
общих детей, но каково же было мое негодование, когда после многолетних поисков
я узнала, что он возглавляет шайку грабителей с большой дороги! О чудовище! Вот
каким недостойным ремеслом он занимался, пока я, верная родительскому долгу, из-за
его бегства вынуждена была терпеть всевозможные лишения.
— Да, это очень-очень трогательно, — пробормотала
Олимпия. — Надеюсь, наш друг Боршан по достоинству оценит такое признание…
— Сударыня, — обратилась Клервиль к несчастной
матери, — к сожалению, все, что вы рассказали, не избавит вас от участи
всех пленников моего мужа. Скажите, какой суммой вы нас осчастливите?
— Сто тысяч крон, мадам, — смиренно ответила жена
Карлсона.
— Сто тысяч крон, — презрительно повторила
Клервиль, — мизерная сумма. — Потом повернулась ко мне. — Даже
не хватит на то, чтобы оплатить приличное жилище в Неаполе.
— Друг мой, — снова заговорила Розина, обращаясь к
своему супругу, — кроме того, я принесла тебе свое сердце и детей, которые
ждут отеческой ласки.
— Фи, — хмыкнул лейтенант, — стоит ли
говорить о подобных мелочах: такие подарки не стоят и выкуренной трубки.
— А вот я более щедра в оценках, — заметила я
Карлсону, к которому я начала проявлять нешуточный интерес. — Не надо
забывать об удовольствии, которое доставят нам эти прелестные предметы.
— Скоро увидим, так ли это, — сказал
Карлсон, — но пока я уверен только в том, мадам, что самые большие
удовольствия можете дать мне вы.
— Правда? — и я с радостью пожала руку лейтенанту.
— Я так считаю, мадам, — сказал он и запечатлел на
моих губах страстный поцелуй, выражавший все его чувства, — я так думаю и
готов отплатить вам тем же.
— Может быть, мы пообедаем для начала? — предложил
капитан.
— Вместе со всей семьей? — спросил капитан.
— Непременно, — вставила мадам Клервиль, — я
хочу видеть их рядом с нами, прежде чем они отправятся в другое место.
За считанные минуты слуги накрыли великолепный стол. Сидя
рядом, Карлсон сгорал от нетерпения овладеть мною, и, должна признать, что
мысли мои также были направлены в эту сторону. Его дети притихли и сидели не
шелохнувшись; его жена незаметно плакала и была очаровательна в слезах;
остальные много веселились и дурачились.
— Давайте не будем больше томить этих голубков, —
кивнул Боршан в нашу с Карлсоном сторону, — они умирают от желания слиться
в объятиях.
— Да, — подхватила Боргезе, — но только пусть
сделают это на наших глазах.
— Она права, — сказала Клервиль. — Карлсон,
собрание разрешает вам покинуть стол и совокупиться с Жюльеттой. Разумеется, в
нашем присутствии.
— А что подумают моя жена и дети?
— Плевать, пусть думают, что хотят, — сказала я,
хватая Карлсона за рукав и таща его на кушетку. — Даже если здесь
соберутся все святые, дорогой, это не помешает нам сношаться.
Достав из его панталон чудовищных размеров инструмент, я
сказала Розине:
— Простите, мадам, если я узурпирую наслаждение,
которое по праву принадлежит вам, но, разрази меня гром, я так долго хотела
вашего мужа, и вот теперь-то, наконец, он славно послужит мне. — Не успела
я закончить, как дубина Карлсона вломилась в самую глубину моего чрева.
— Ну, что скажете? — засуетился капитан, сбрасывая
с себя панталоны. — Разве я не прав, утверждая, что у моего друга
красивейший в мире зад?
И содомит с ходу овладел моим лейтенантом; Клервиль
прильнула к моим губам, прижав мне пальцами клитор, а Олимпия вставила мне в
заднюю норку три пальца.
