– Нам нужно ехать. – Джангарай подвел Каэтане коня, и она вскочила в седло, видимо не сознавая, что делает.
– Нам нужно ехать, госпожа, – опять настойчиво повторил ингевон. – Это действительно ихсражение, их охота. И пусть им помогут наши любовь и вера.
Четыре одинокие фигуры во весь опор скачут по лесной дороге. А за ними торопятся два коня, удивленные отсутствием всадников.
Огромная полная луна постепенно заслоняет собой большую часть небосклона. Вдалеке слышится волчий вой и топот копыт. Громко звучит рог.
– Дикая охота, – шепчет Воршуд.
Оставив своих спутников далеко в стороне, огромные седые волки понеслись по ночному лесу мягкими длинными прыжками. Мелкие животные, уже издалека чуявшие этот небывалый гон, торопились спрятаться по своим дуплам, норам и ямам, хотя до них этой ночью никому не было дела.
Многочисленная волчья стая, в которой волки на этот раз играли роль своих извечных врагов – псов, принимала участие в охоте. Повинуясь приказам своего повелителя, серые лесные разбойники бежали следом за урахагами, свесив набок длинные языки. Их бока вздымались, а клочковатая шерсть на загривках стояла дыбом. Волкам было страшно, но они не смели ослушаться того, кто ехал впереди них на лесном уродливом скакуне, – Кодеш, Повелитель Лесов, впервые наслаждался ролью ловца. А рядом с ним бок о бок летел седой скакун несший в своем седле Победителя Гандарвы, и призрачные рыцари, как всегда, составляли его свиту. В ненависти к близнецам всё смешалось этой ночью. Волки играли роль псов, покровитель животных сам стал охотником, а его извечный противник скакал по правую руку, трубя в свой рог. Дикая охота Арескои, звери и двое бессмертных – все говорило о том, что Эйя и Габия заслужили право называться опасными противниками.
В ярком свете луны на тропу ложились длинные тени от деревьев. Мягко шурша крыльями, пролетали вспугнутые ночные птицы. Где-то вдалеке заухал филин, словно сидел он на вековом дереве в центре вселенной один-одинешенек и не было вокруг него ни крови, ни смерти.
Оборотни одним прыжком перемахнули через неглубокую речушку и с треском вломились в заросли молодого кустарника. С небольшим отрывом от них этот же путь проделала завывающая волчья стая – а вслед за этим земля содрогнулась от топота копыт божественных скакунов.
Лицо Арескои уродовал хищный оскал – ему не терпелось догнать непокорных, вонзить в податливое волчье тело свое копье с серебряным наконечником и насладиться смертной мукой, тающей в человеческих глазах жертвы. А потом произнести над остывающим агонизирующим телом слова заклятия и выхватить близнецов из-под носа Лесного бога, силой включив их в свою свиту.
А Кодеш хотел уничтожить предателей. Они встали против него – своего господина и владыки. И отступники должны быть жестоко наказаны – так жестоко, чтобы другим неповадно было. Именно поэтому Кодеш хотел, чтобы близнецов-оборотней убил Арескои. Но пусть сначала выстоят против стаи волков – своих дальних родичей, которые тоже не могут простить измены.
Гибель приближалась, стремительная и неотвратимая. Огромные седые волки добрались до крутого обрыва и замерли в нерешительности – времени на принятие решения у них почти не оставалось. Был выход: взвиться в последнем, самом прекрасном прыжке – и навсегда уйти от страшной погони; обмануть и смерть, и заклятие, и самих себя. Уйти свободными волками, презирающими охотников. Но был и другой выход – принять неравный бой.
Урахаги молча взглянули друг другу в глаза, и желтый цвет неуловимо смешался с зеленым в неверном свете луны, но на одно лишь мгновение. А уже в следующую секунду оба оборотня попятились прочь от обрыва, поворачивая оскаленные морды к зарослям. И оттуда серой волной, мохнатой лавиной выкатились на них, истекая слюной и исходя воем, обычные лесные волки. Смертной ненавистью ненавидели хищники волков-оборотней и, гонимые Кодешем, догнали их на краю обрыва, готовые рвать на части, терзать горячую трепещущую плоть. Однако вся их смелость улетучилась при первом же взгляде на противника.
* * *
Широко расставив могучие мускулистые лапы, вытянув струной хвосты и ощерив громадные клыки цвета слоновой кости, урахаги вызывали их на бой. Бой этот обещал стать последним для большей части стаи, и звери инстинктивно рвались прочь отсюда, чувствуя, что зверям, которые встречают их сейчас грудью, уже нечего терять. И вожак стаи заметно сник и отполз в сторону почти на брюхе. Хвост его был зажат между задними лапами.
Арескои выехал к обрыву несколько минут спустя и остановился неподалеку, желая полностью насладиться зрелищем кровавой битвы, но битвы-то как раз и не было. Ни загнанных жертв, раскаявшихся в своей опрометчивости и глупости, но не имеющих возможности исправить что-либо; ни рабов, готовых лизать руки тому, кто милостиво подарит им жизнь.
Перед Арескои стояли равные. Два оборотня-близнеца были готовы сразиться с бессмертными и, кто знает, может, победить их. Потому что победу иногда добывают вопреки воле богов. От этого Арескои сразу почувствовал себя неуютно – он сам подстроил эту ловушку, но сам и попал в нее, и теперь уже нечего было делать: если Эйя и Габия встречают как равных противников двух богов, дикую охоту и стаю волков в придачу, то как же они встретят тогда врагов один на один?
И Бог Войны понял, что ему остается один-единственный выход – делать вид, что это обычный гон, просто охота на крупных волков, иначе громко будет смеяться заносчивый Джоу Лахатал, хотя ему-то смеяться следовало бы меньше всех...
Когда они принимали звериное обличье, мир красок сразу тускнел и умирал для них, зато мир запахов и звуков разрастался и приобретал совершенно новое, недоступное ни одному двуногому существу значение. Кроме того обострялось чувство, которое люди называли чутьем, хотя сами его почти никогда не испытывали. Общность же мыслей и чувств у близнецов в зверином облике только обострялась, поскольку слова не мешали мысленному разговору.
В тот момент, когда бывший их повелитель Кодеш выехал из леса на своем безобразном скакуне, когда дикая охота Арескои наконец присоединилась к своему яростному предводителю и на весь лес протрубил его рог, негромкий голос Каэтаны раздался чуть ли не над головами у близнецов. Урахаги вздрогнули и переглянулись.
«Ни один бог на свете не заставит меня не быть самой собой. Я хочу отвечать за все свои поступки и быть причастной ко всему», – говорила Каэтана.
И тогда близнецам стало ясно, что у них есть еще один путь.
Со стороны это выглядело так, что очертания седых зверей, стоявших на обрыве, потекли и стали меняться.
– Полнолуние, – выдохнул Кодеш. – Они не могут встать людьми.
* * *
«Полнолуние, – подумал в тот же миг Эйя, – мы не можем стать людьми».
«Можете!!! – резанул внутри них голос Каэтаны. – Человек все может».
«Человек все может», – подумала Габия, распрямляясь.
Ей было невыносимо тяжело, словно на тело давила свинцовая тяжесть, словно камни всей Онодонги легли ей на плечи, но она поднималась на ноги. С натугой, будто держала на себе груз невыносимой боли всех рабов Кодеша и Арескои. Эйя хрипел рядом. Он тоже становился человеком медленно и мучительно. Но Габия уже могла говорить.
