– А почему в степи так тихо? – вдруг спросила Каэ. – Обычно цикады, сверчки, насекомые разные... Сплю, а в ушах звенит. Но сейчас тишина, как в храме.
Мужчины переглянулись, и Сайнаг-Алдар неожиданно зычным голосом закричал:
– Тревога! Подъем!
Ошалевшие со сна люди вскакивали, хватаясь за оружие, пытались зажечь факелы, занять оборону. Никто ничего не понимал – караванщики сталкивались в суматохе, роняли вещи. В лагере началась суета. Сайнаг-Алдар кусал губы:
– Не успеем! Вот идиоты...
Сам он был собран, как лев пустыни, готовый дать отпор любому врагу. И враг не замедлил явиться. Бордонкай только успел встать рядом с Каэтаной, сжимая в ручищах древко Ущербной Луны, и спросить:
– Из-за чего паника?
Степь вдруг ожила – множество людей в темных доспехах, невидимые до сих пор в ночи, поднялись во весь рост из высокой травы. Они словно вырастали из земли на пустом месте и впечатление производили довольно-таки жуткое. Рослые, в черных одеяниях, с грубым оружием в руках, нападающие с криками и рычанием набросились на беззащитный, полусонный караван. Воины они были умелые. Каэтана с ужасом видела, как один за другим падают пронзенные мечами и копьями воины охраны, как тучные купцы, размахивая кривыми саблями, достойно встречают свою гибель.
– Это трикстеры, – прошептал Сайнаг-Алдар, – ну что же...
С этими словами он выступил вперед, ловко орудуя своей саблей. Гордая кровь его матери, кровь кочевников-саракоев, вскипела у него в, жилах, и он ринулся в схватку, оставив позади себя тесную группку – Каэтану с мечами Гоффаннона, Джангарая, Бордонкая и крохотного мехового человечка, который, вцепившись в неподъемное для него копье, пытался выглядеть храбрым и могучим воином.
Каэтана видела, как один из трикстеров, черным силуэтом возвышавшийся на фоне неба, жестом отстранил своих соплеменников и широко шагнул к караванщику. Последовала короткая схватка – барса со львом, волка с медведем, сокола с орлом. Сайнаг-Алдар был жилист и мускулист, но тяжеловесный трикстер явно превосходил его по всем статьям. Он наносил тяжелые и короткие удары, принимая выпады караванщика на небольшой щит. Джангарай и Бордонкай ринулись было на помощь . Сайнаг-Алдару, но разбойники выстроились в два ряда и преградили им дорогу. Бордонкай врубился в их ряды с ходу, не уступая трикстерам ни в искусстве боя, ни в грозном рычании. Каэтана легко уходила от неповоротливых воинов, мечи Гоффаннона порхали у нее в руках, снося головы и прорубая доспехи, но она понимала, что к Сайнаг-Алдару не успевает.
Первые лучи солнца окрасили небо в алый цвет. И на фоне алого неба взметнулся фонтан алой крови, хлынувшей из перерубленной страшным ударом шеи Сайнаг-Алдара. Обезглавленное тело еще секунду постояло на ногах, сделало неуверенный шаг вперед и, подломившись, рухнуло. Трикстер наклонился и презрительно вытер окровавленный меч об одежду поверженного врага. В этот момент и добралась до него Каэтана. Она не кипела яростью, не пылала гневом – внутри все заледенело и было пусто, только едва слышно звучал мягкий баритон караванщика, напевающего любимую песню. И время пошло в такт медленной грустной мелодии. Трикстер не двигался – он едва перемещался в мелодичном времени песни, и Каэ, глядя ему прямо в глаза, внятно сказала:
– Я твое возмездие.
Она испытывала даже некую тайную неловкость оттого, что все так легко и просто. Плавным, грациозным ударом она выбила из рук воина меч и движением клинка снизу легко отрубила его правую кисть. В ее времени воин даже не взвыл и не закричал, он еще едва приоткрывал рот, когда второй клинок обвился вокруг его левого запястья и безжалостно отсек и эту кисть. И только тогда первый звук длинного вопля прорвался из груди воина. Искалеченный громадный трикстер выл от ужаса, глядя на обрубки рук. Соплеменники его бросились к Каэтане, но она не подпускала их к себе, образовав смертоносную мельницу из беспрерывно вращающихся клинков. Воин все еще выл, когда кто-то из трикстеров, коротко крякнув, с натугой вонзил копье ему между ребер.
– Ему будет нечем и незачем жить, – бросил он, и остальные согласно закивали.
Ни один из них не осмеливался переступить границу, незримо начерченную страшной женщиной с растрепанными волосами и смертельно бледным спокойным лицом. Ропот прошел по рядам трикстеров. В этот момент сзади послышался глухой звук удара и короткий вскрик Джангарая. Каэ обернулась лишь на секунду, но и этого хватило, чтобы выросший из травы варвар огрел ее по голове тяжелой палицей. Мир выскочил из-под Каэ своенравным жеребцом и унесся в стремительно светлеющее небо. Она потеряла сознание.
Когда Каэтана пришла в себя, руки ее были крепко связаны за спиной, а на живот что-то невыносимо давило. Связанными оказались и ноги. Глаза еще не разлипались, но ощущение было как от шторма на море, который пришлось перенести на утлом суденышке. Включился слух, и море звуков обрушилось на Каэтану одновременно – сначала она услышала приглушенный топот какого-то скакуна и поняла, что ее везут перекинутой через неудобное седло. Скрип его она тоже хорошо различала. Вдалеке был слышен гомон птиц, а высоко над головой ветер завывал в кронах деревьев. Изредка раздавался тягучий стон стволов, какой бывает только в лесу. Но все эти звуки, в том числе и голоса трикстеров, перекрывали мощные ругательства Джангарая. Каэ услышала их и обрадовалась, поняв, что ингевон жив и, насколько можно судить из громовых раскатов его голоса, вполне здоров.
Запахло хвоей и смолой. И еще чем-то отвратительным, что она определила как плохо обработанную сыромятную кожу. Голову ломило, но Каэ все же решилась на подвиг – она медленно, со всеми предосторожностями разлепила правый глаз и переждала, пока утихнет первый приступ боли. Слабый лесной полумрак резанул по глазу, но она сжала зубы и вытерпела. Левый глаз не желал раскрываться вообще – его следовало промыть от засохшей крови. Каэ подумала, что, когда ее ударили по голове, она должна была упасть прямо на тела Сайнаг-Алдара и изувеченного ею трикстера. Конечно, вся левая сторона лица при этом оказалась залитой кровью.
Стараясь не прислушиваться к дикой головной боли, она напрягла слух, чтобы выяснить, жив ли еще кто-нибудь из спутников, кроме Джангарая. Потом до нее дошло, что нужно просто попытаться заговорить. Она знала, что это будет связано с определенными трудностями, но не представляла, что с такими. Все-таки после пятой попытки ей удалось выдавить из пересохшей глотки что-то похожее на членораздельный звук.
– Джангарай, – прохрипела она, – как ты?
– Жив, дорогая, дорогая вы моя госпожа! Неужели пришли в себя?
– Нет еще. А что с остальными?
– Все живы, Каэ. Все живы, но к добру ли?
– Куда мы?.. – Она не договорила, но ингевон все понял.
– В Аллефельд, прямо в селение. Мы как бы трофеи. Я ведь так нелепо попался – Бордонкая по голове стукнули, а он на меня свалился и задел рукоятью своей секиры. Не очень сильно, но этим вполне хватило времени, чтобы нас связать.
Переговаривавшиеся у них над головами трикстеры вдруг вмешались в беседу:
