Когда положение казалось безвыходным, графиню внезапно озарило. Она ворвалась к Шахару, подобно крохотному смерчу, сверкая глазами и потрясая руками, сжатыми в кулаки:
– Шахар! Мы глупцы! Мы недоумки, но не страшно. Сейчас мы все исправим, и господин Мелькарт простит нас! Шахар! Я знаю, кто эта женщина.
Маг вперил в нее взгляд единственного своего глаза:
– Вот как? И откуда же, позвольте узнать?
– Все очень просто. – Графиня не приняла сарказма, или просто ей было не до того. – Королева Лая все время кричала о Кахатанне, именно Кахатанна пересекла весь Вард, если верить росказням, вернувшись из иного мира, чтобы снова попасть в свою страну, – значит, она обладает достаточной силой, чтобы противостоять богам. Яви мне лик Кахатанны, и я бьюсь об заклад, что именно она окажется той неодолимой преградой на пути господина Мелькарта!
– Хорошо, – сказал Шахар. – Нам с вами нечего терять. Но даже если вы и правы, графиня, то что из того? Что вы сможете сделать богине?
– Смогу, Шахар. Ты должен знать, что нет в мире ничего страшнее разгневанной женщины.
* * *
Выходили на рассвете.
Ежась от серого утреннего тумана, проникавшего под одежду и обдававшего тело холодом и сыростью, Рогмо оседлал и взнуздал своего коня. При этом он с завистью поглядывал на мохнатого альва, которому эти неприятности были нипочем, – густой, плотный, ухоженный мех надежно защищал его от прохлады. Номмо был бодр и весел и даже насвистывал какую-то песенку, которой, судя по неожиданным мелодическим сочетаниям, было не меньше полутора сотен лет.
– Никак не могу привыкнуть к довременной музыке, – сказал он, поймав взгляд Рогмо. – По мне, старые песенки гораздо лучше.
Полуэльф не спорил. Его мысли были заняты другим. Он все размышлял, не сделали ли они ошибку, не заменив коней, – ведь в Кайембе для этого были все возможности. Но он так привязался к своему скакуну, что и не подумал купить другого – породистее и быстрее.
Конек, словно чувствовавший настроение своего хозяина, ласково фыркал ему в уши и толкал мордой, выражая глубокую симпатию и нежность.
– Доброе утро! – произнес кто-то за спиной полуэльфа.
Он обернулся резче, чем хотел, приготовившись к любым неожиданностям. Но увидел всего лишь Магнуса, правда в непривычном наряде и с узелком. За спиной мага стояла лошадка – приземистая, крепкая, со светлой гривой и большими добрыми глазами. Похоже было, что молодой колдун собрался в дорогу.
– Решил вот постранствовать, – пояснил он ситуацию. – Выеду вместе с вами, нам по пути.
Рогмо хотел было запротестовать, но неожиданно поймал себя на том, что рад новому товарищу. Магнус вызывал в нем смешанные чувства – невольный трепет, почтение, но и симпатию, и глубокое уважение. Князь Энгурры думал, что они могли бы стать настоящими друзьями. Хозяин Лесного Огня тоже не без радости отреагировал на решение мага – но он проявил ее весьма сдержанно.
Над «Шестнадцатью утопленниками» поднимался вкусно пахнущий дым. И когда спутники уже вышли со двора, их нагнал пыхтящий Нертус с объемистой корзинкой в руках. Корзинка была теплой и распространяла восхитительные запахи.
– Что ж это вы? – укоризненно обратился хозяин к своим друзьям. – Не попрощались, не дождались гостинца. Я с вечера тесто поставил и пироги пеку...
– Мы не хотели тебя будить, – попытался было оправдаться Рогмо.
– Нешто я сплю, когда ты уходить собираешься? – спросил Нертус. – Я всегда тебя провожаю. И тебя, негодника, – обернулся он к Магнусу. – С ними небось намылился? А кто мне помогать станет по хозяйству? Да ладно, ладно, шучу я так нелепо.
Нертус вручил Рогмо свою корзину, которая оказалась еще и увесистой:
– На здоровье. Чтобы веселее странствовалось. Я тебя, эльф, не спрашиваю, зачем уходишь, но только точно знаю, что мы с тобой больше не увидимся. А посему прощай, не поминай лихом и удачи тебе.
Он поклонился альву:
– И ты прощай, почтенный Воршуд. Рад был с тобой познакомиться.
Магнус подошел к Нертусу, крепко его обнял, похлопал по спине:
– Держись, дружище. По возвращении я собираюсь заказать у тебя добрый обед и самого лучшего вина из твоих погребов.
– Конечно, конечно, я тебя жду всегда, – сказал тот.
Когда три коня процокали копытами по булыжной мостовой, когда три всадника скрылись за углом, когда утреннее солнышко протолкнуло первые тоненькие лучики сквозь завесу тумана, Нертус вытер мокрые глаза краем своего далеко не белоснежного фартука и поковылял обратно в дом – заниматься остальными постояльцами.
Странным и непонятным образом Нертус безо всяких магов и предсказателей знал, что этот день – последний в его жизни. И собирался провести его наилучшим образом.
Пока слуги и поварята сбивались с ног, мечась между кухней и обеденным залом гостиницы, накрывая к завтраку, сам хозяин поднялся в свою комнату и провел в ней несколько часов, приводя в порядок бумаги. Затем вытер пыль на столе и аккуратно расправил занавеси на окнах. После спустился на свою обожаемую кухню, обстановке и оснащению которой уделял всегда массу времени. Там он до блеска начистил несколько кастрюль и серебряный тазик для мороженого, полил растения из зеленой леечки и любовно расставил по полкам фаянсовую посуду. Посидев несколько минут в полнейшей неподвижности и молчании, словно попрощавшись с этой частью дома, Нертус надел чистый, ослепительно белый фартук, влажной пятерней пригладил волосы и отправился к парадным дверям.
Несколько слуг, завидев его, со всех ног бросились к хозяину с накопившимися вопросами: новые постояльцы прибыли сегодня утром и требовали ровно на три комнаты больше, чем гостиница могла им предложить. Но приезжие не собирались отступать и громко скандалили в охотничьем зале. Повар спрашивал, что готовить на обед, а экономка требовала ключи от бюро и погреба с винами. Слуг поразило, что сегодня хозяин ведет себя как-то странно и немного отрешенно от действительности.
Нертус успокоил всех, сказав, что сейчас же будет в гостинице и все решит за несколько минут. После чего снова сел на прежнее место.
Солнце уже высоко стояло в небе, день выдался жаркий и ясный, на голубом небе только легкое прозрачное облачко медленно путешествовало на северо-восток, подгоняемое легким и теплым ветром. Тихо-тихо шелестели листья на двух высоченных тополях, росших около входа в «Шестнадцать утопленников», да журчала вода в фонтане. Нертус устал ждать на солнцепеке и отошел в тенек, устроившись у самой воды и наблюдая за рыбками. На душе у него было светло и легко.
Когда трое всадников показались в конце улицы, он неожиданно легко поднялся и вышел им навстречу. Трое были плечистыми, с грубыми чертами лица, бородатыми и в доспехах. Похоже, они проделали длинный путь и не были настроены на разговор.
Когда они придержали коней у входа в гостиницу, Нертус вежливо осведомился:
