Надо сказать, что жрецы желтоглазой Смерти Малаха га-Мавета носили обтягивающие одежды из черного бархата, длинные и пышные черные плащи и маски с желтыми ободками вокруг прорезей для глаз.
Человек, обнаруженный Тиермесом, был высок, силен и, по всей видимости, молод. Жнец попытался утвердить его на ногах поустойчивее, и его попытка почти совсем удалась, но тут жрец обвел мутным взглядом залитое голубым светом помещение храма, увидел троих и, тихо вскрикнув, упал навзничь.
Баал-Хаддад обернулся к брату и произнес:
– Как ты думаешь, кто из нас произвел на него такое впечатление?
– Наверное, – улыбнулся га-Мавет, – мы трое, вместе взятые.
– Тогда он довольно крепкий паренек и должен выдержать это испытание.
Баал-Хаддад несильно потряс безвольного человека:
– Человек, слышиш-ш-шь? Ты нужен нам.
Его голос звучал как шепот ветра в верхушках деревьев.
Человек поднял голову и спросил слабым голосом:
– Своего ли повелителя, желтоглазого бога га-Мавета, Смерть Всесильную и Великолепную, я вижу перед собой недостойными своими глазами?
Тиермес, не выносивший пышности и торжественности, а также отличавшийся своеобразным чувством юмора, негромко молвил:
– Если твои глаза кажутся тебе недостойными, то я избавлю тебя от них.
– О нет! – закричал жрец и упал лицом на грязный пол, обхватив голову обеими руками.
– Прекрати кричать, – нетерпеливо попросил Бог Смерти. – Что здесь творится? И почему не зовут меня?
– Страшные дела творятся в Аллаэлле, Владыки и Повелители! И творят их люди. А слабые наши голоса не слышны могучим богам с недавних пор. Во всех храмах погасли жертвенные огни, всех жрецов постигла мучительная и страшная смерть. Я остался жив только благодаря своей трусости – я прятался за статуей, в тайнике. Там обычно замуровывали провинившихся служителей и для этих целей оборудовали маленькую комнатку. В ней нет ни еды, ни огня, только два отверстия для воздуха и скудный источник питьевой воды.
– Уже немало, – хмыкнул Жнец. – Начни, пожалуй, с самого начала.
– Все очень просто... – задохнулся человек. – Когда не признали факт развода Фалера и Лай, любовница короля (у, ведьма!) взяла дело в свои руки. Уверен, что и Шахар принимал в этом самое деятельное участие...
– А кто такой этот Шахар? – спросил га-Мавет.
Жрец воззрился на него снизу недоумевающе. Для него было немыслимо, чтобы кто-то не знал грозного и могучего мага Аллаэллы, теперь, после смерти Арры и Тешуба, ставшего самым сильным чародеем запада.
По официальной версии.
А потом до человека дошло, что он говорит со своим повелителем, который может и не ведать о твоем существовании вплоть до того самого момента, пока ты не умрешь.
– Придворный маг... – прошептал он.
– Знаешь, – поморщился Жнец, – так он будет повествовать еще очень долго. А мне нужно знать одно: где и что мы упустили из виду?
– Думаешь, он ведает? – прошипел Баал-Хаддад.
– Обычно так и случается, – без тени насмешки откликнулся Тиермес. – Мы, такие великие, не замечаем ту мелочь, которая буквально застит свет человеку.
– Итак? – Га-Мавет присел на корточки около жреца.
– В городе появились давно умершие люди, – зачастил тот, – все больше и больше, а живых почти не осталось. Кто умер, кто сбежал на второй-третий день. Мы молились! Мы молились! – сказал он вдруг обвиняющим тоном. – Но нас никто не слышал. А твари в три дня заполонили город.
Принцы уехали еще до начала этого светопреставления. А когда стало совсем худо, то сбежали вельможи и знать. И я их за это не корю. В городе никого почти не осталось, жрецы поэтому также решили, что их долг выполнен, и покинули Аккарон. Говорят, – человек с надеждой поглядел вокруг, – что за пределами столицы дела плохи, но все же не настолько...
– Говорят...
– А дальше все совсем просто. Храм Тики-утешительницы разорен, только слухи сюда дошли поздно. Королева Лая мертва. Город пуст, и по нему шатаются скелеты.
– А ты почему не убежал?
– Я молился! Я звал до тех пор, пока еще был смысл звать.
– Все ясно, – сказал Тиермес. – Ну что. Пойдем.
Они повернулись и пошли прочь из храма. Только га-Мавет приостановился на пороге и обратился к оторопевшему человеку, который все так же лежал на грязных плитах пола:
– Не бойся. Скоро здесь все будет в порядке.
* * *
Трое великанов, трое ослепительных и могущественных, грозных и непобедимых богов идут улицами Аккарона. И восставшие мертвецы прячутся, заслышав их шаги. Но это не помогает.
Не так велика здесь сила Врага, а может, сказывается и то, что богов трое и они сильны троекратно, но все отступает перед их неодолимой мощью – и тьма, и мрак, и злоба, и ненависть.
Они идут по Аккарону, даруя неживым последний покой и последнюю милость. И с облегченными вздохами отлетают в царство Баал-Хаддада освобожденные от вечного плена души. Вместе бессмертные чувствуют себя настолько сильными, что даже сам Тиермес, повелевающий исподволь остальными, задумывается над тем, какой мощью могли бы стать объединившиеся боги.
– Сюда бы Джоу, – мечтательно произносит га-Мавет, разя мечом направо и налево. – Вот бы он ощутил, какая степень могущества ждет его, возьми он свой характер в кулак.
– Удивительно, – неожиданно четким и ясным голосом произносит Баал-Хадцад.
Он немного изменился – безобразный бог мертвых. И хотя никто не может сказать, в чем именно, все замечают его новый облик...
... В несколько часов Аккарон очищен от монстров. Даже самая тень Зла изгнана с позором, и теперь люди смогут спокойно вернуться в свои дома. Многое, конечно, придется восстанавливать, многое создавать заново, но человеку не привыкать к такому повороту событий. Было бы где и было бы кому, а уж он воссоздаст, отстроит и возродит. На то он и человек.
– Как ты думаешь, что люди ценят больше всего? – неожиданно интересуется Тиермес у желтоглазого.
– Смотря какие люди, Жнец...
– Обычные, слабые, способные на подлость и предательство. Способные превратить свою страну в кладбище ходячих мертвецов.
– Жизнь и власть, – безошибочно определяет га-Мавет.
– А в чем выражается власть?
– О, это совсем просто! Золото, золото и еще раз золото.
– Ну что же, давай подарим им все, о чем они мечтали, когда решились на это.
Трое бессмертных идут в королевский дворец...
* * *
Когда разъяренные воины Аллаэллы в три коротких перехода преодолели расстояние, отделявшее Огдоаду от Аккарона, и вступили в столицу, горя жаждой мщения, то их глазам предстала удивительная картина.
