— Бармена, разумеется, — сказал Фафетус. — Это любой кентавр знает.
— А если бармена нет поблизости? Вот вы что делаете?
И Мардамон выжидательно уставился на минотавра.
— Вы обратились не по адресу, — сдержанно ответил за Такангора Нунамикус Пу. — Милорд не делает ничего. Милорд незнаком с неприятным явлением «похмелье».
Жрец хотел сказать, что его надувают самым бессовестным образом, но взглянул на батарею сосудов, выставленных перед генералом Топотаном, и погрузился в размышления. Вероятно, он думал о том, что боги несправедливы. Верные знают, что такое похмелье, а неверные — ведать не ведают.
— Что-то здесь не так. — Мардамон принял из рук кобольда огромную оловянную кружку с бульбяксой и задумался. — Что-то здесь определенно не так. Кстати, у вас тут шныряет огромная рыжая крыса.
— Это Муфларий, младший официант.
— Давно?
— Лет семьдесят-восемьдесят, — пожал плечами кобольд. — А что?
— Давненько, — не унимался жрец. — Значит, надежд не подает. А другие официанты есть?
— Само собой.
— Раз есть кому работать, неплохо было бы им пожертвовать — для пущего процветания, увеличения доходов, прироста постоянных клиентов и прочего благополучия. Могу быстро и качественно провести ритуал.
Муфларий обиженно взвизгнул и скрылся в темной норе, в самом дальнем углу бара. Филин, принимавший заказы на дереве за стойкой, неодобрительно покосился на грубияна.
Мышь, у которой одна нора, живет недолго.
Джордж Герберт
Такангор с интересом уставился на Мардамона. Он еще не знал, какую пользу тот может принести в войсках, но гениальное чутье, делавшее минотавра лучшим полководцем современности, подсказывало, что польза от него будет.
— Дикость какая-то, — сказал жрец в пространство. — Полное невежество по части жертвоприношений. Предвижу грандиозные трудности, с которыми столкнусь при окультуривании местного населения, но я не отступлю. Лично я полон энтузиазма. Налейте-ка мне еще кружечку.
* * *
Пришла полночь. Украсила ночное небо по своему вкусу — крохотными сверкающими камешками звезд и апельсиновой долькой молодой луны.
Семеро замковых призраков увлеченно украшали подворье гирляндами свежевяленых тушек, призванных усладить взор и обоняние дяди Гигапонта. У дверей господского дома спали Бумсик и Хрюмсик, и, судя по выражению их морд, хрякам снилось что-то прекрасное.
Староста Иоффа вышел прогуляться по ночным полям. До полнолуния было еще далеко, но грядущая неделя Бесстрашного Суда требовала от него всех сил, нервов, терпения и рассудительности, какими он обладал. И он разумно решил встряхнуться и запастись положительными эмоциями.
Огромный оборотень посвятил свою ночную прогулку посещению памятных мест: полянки, где впервые поцеловал будущую жену; опушки, где впервые услышал, что станет отцом; лесного озера, в котором однажды хотел утопиться после очередного приезда драгоценной тещи. Он бродил по окрестностям Виззла, и благостный покой изливался на его душу.
Темная громада замка четко выделялась на фоне ясного неба цвета аметиста. В двух крайних окнах на втором этаже господского дома все еще горел свет, да светился огонек в окне спальни самого Зелга.
То, что молодой некромант не спал этой прекрасной ночью, вполне объяснимо. А вот граф да Унара и главный бурмасингер бодрствовали по совершенно иным причинам.
В отличие от герцога они не так переживали грядущее мероприятие. Скорее, им было интересно: мало кто может похвалиться тем, что присутствовал на Бесстрашном Суде. И угрызения совести, которые часто становятся причиной бессонницы, их тоже не терзали. И беспричинная тревога не мучила.
Они работали. Как привыкли работать в своем кабинете в здании Королевской Тайной Службы на площади Жертв Восстания в Булли-Толли — и не могли вдруг, с бухты-барахты, изменить привычкам, выработанным годами.
Полночь. Самый разгар рабочего дня.
— Как интересно живут люди! — поразился граф да Унара, пробегая глазами очередное прошение. — Оказывается, мы с вами, дорогой Фафут, не посвящены и в десятую долю проблем наших добрых подданных. Какой, однако, щелчок по носу: я-то, болван, мнил себя существом осведомленным.
— Мир перевернулся, — откликнулся главный бурмасингер откуда-то из-под стола, где последние полчаса отлавливал шустрого, аки мышь, домового, умыкнувшего его именную походную чернильницу, отлитую из чистого золота.
Духу было скучно, чернильницы как таковой он не алкал, просто хотел поиграть в догонялки. Но господину Фафуту претила сама мысль о том, что прямо под его носом совершена кража. Что уж тогда говорить о событиях, сокрытых от начальственного взора. С такими темпами могут разжаловать в простые стражники и поставить с алебардой на пустынном перекрестке — охранять дорожный указатель.
Наконец главному бурмасингеру надоело скакать на четвереньках по кабинету, и он прибег к крайним мерам.
— Придется, видимо, сказать милорду Думгару, что его подчиненные совершенно отбились от рук, — мечтательно произнес он в пространство между портретом какого-то вампира, хорошего друга семьи да Кассаров, и раритетным фарфоровым блюдечком, из которого любил кушать варенье еще Валтасей Тоюмеф.
Дух охнул, ахнул от такой человеческой несправедливости, решительно водрузил чернильницу на макушку бедняги Фафута и вылетел в каминную трубу.
— Как бы и мне добиться такого авторитета? — вздохнул бурмасингер.
— Риторический вопрос, — сказал граф. — Станьте каменным исполином с неподвижной физиономией, сотрясайте замок шагами, сокрушайте крепостные стены ударом кулака — и люди к вам сразу потянутся.
Не могу успокоиться: я был уверен, что вижу насквозь любого гражданина и читаю каждую его нехитрую мыслишку. И что обнаруживается после двадцати лет беспорочной службы? Что наш народ неустанно борется вовсе не с налоговой службой маркиза Гизонги, как я наивно полагал, и не с нами даже — у них совсем другие проблемы! У грифонов свои горести, у призраков — свои; кентавры жалуются на дендроидов, а те, в свою очередь, на людей, которые вырубают леса. Циклопы и горные великаны находятся в постоянной конфронтации, а происходит все это на спорной территории, на которую претендуют тролли. Обычные оборотни испытывают сильнейшие притеснения от оборотней каноррских. Бангасойские демоны никак не могут добиться, чтобы их признали равноправными в Нижнем Мире.
— Где?
— В Преисподней, — любезно пояснил граф.
— С ума сойти!
— Не нужно. Вот дело о краже вавилобстеров в особо крупных размерах. Откладывалось несколько десятков раз из-за неявки ответчика — некоего Хупелги, гоблина. Ударился в бега еще в позапрошлом веке, до сих пор не могут отыскать. Семья на все запросы отвечает, что он охотится в Пальпах на борзых козлят.
