— …с юной особой, воительницей и минотаврихой, чьи доспехи…
— …еще ее прадедушка взял в Сэнгерае в качестве военного трофея…
— …высоко оценил Альгерс…
— …а он что ни попадя домой не тянул, потому что был человек хозяйственный, разумный и любил крохоборствовать с толком…
— …и куда она теперь делась…
— …бабка утверждала, что в нем что ни возьми, пиракаши или там суп, готовится совсем по-другому…
— …и знает ли об этом милорд Такангор…
— …не иначе, колдовство какое…
— …и что он говорит по этому поводу…
— …а я так думаю, что это просто хорошая работа…
— …я уже и так волнуюсь за него — вы же знаете, что наши уважаемые амазонки слишком открыто и рьяно проявляют свое неравнодушное отношение…
— …потому что в старину не умели делать спустя рукава…
— …и еще одна решительная дама-воительница может стать последней каплей в чаше терпения…
Гописса не был великим мыслителем, но и он понял, что они с Зелгом говорят о разных вещах. Он замолчал, осмысливая вышеописанную беседу.
— Куда она подевалась? — терпеливо повторил герцог.
— Умерла.
— Когда? — вскричал бедный некромант, не веря своим ушам.
— Да уж полвека тому.
— Не может быть, — твердо сказал Зелг.
— Почему? — заинтересовался Гописса.
— Вы только что сказали, что она вчера появилась в наших краях.
— Не говорил.
— Нет, говорили.
— Не мог я такое брякнуть.
— Но сказали же!
— О бабке?!
— О минотаврихе!
— Она у меня чистокровная человечица! — вскричал удивленный трактирщик. — Ну, было там чуток гоблинской крови, чего греха таить, пращуры блудили понемногу, но о минотаврах разговора нет и быть не может!
— То есть как — не может! — взвыл Зелг. — Юная особа, в доспехах, минотавриха, ну? Вспомнили?
— Что ж я — совсем беспамятный? — обиделся Гописса. — Так бы сразу и сказали, милорд, а то толкуете незнамо о чем. Сия особа спросила сидру и пончиков, по рецепту той самой бабки моей…
Герцог крепко зажмурился.
— …скушала три порции, радуя персонал здоровым аппетитом, а после обратилась с прочувствованной речью к дамам Анарлет, Таризан и Барте, и как раз по поводу милорда Топотана.
— Они подрались? — тихо спросил герцог, выглядывая из окна, словно ожидал обнаружить там дымящиеся руины.
Собственно, мы недалеки от истины — именно так он и представлял себе результат столкновения дамы-минотавра и амазонок.
— Зачем — подрались? — удивился Гописса, который, как командир хлебопекарной роты, уже многое понимал в искусстве ведения войны. — Дама Цица атаковала дам Анарлет, Таризан и Барту с предложением поговорить по душам, после чего ее превосходящие силы противника заставили их организовать стремительное и неудержимое отступление.
— Они на нас обидятся, — вздохнул Зелг, рассчитывавший на обещанных павших в грядущем военном конфликте амазонок.
— Нисколько, — утешил его трактирщик, подкладывая на блюдо новые пончики. — Амазонки умеют проигрывать. Признав в даме Цице достойного и храброго противника, они дали ей слово обожать милорда Такангора на почтительном расстоянии, можно — в строю. Из чего я сделал вывод, — усмехнулся мудрый Гописса, — что сама дама Цица намерена любить генерала поближе.
Развить эту тему ему не удалось — на пороге появился Иоффа и спросил сидру. Много сидру. Точнее — «очень много сидру, сколько есть».
— Стряслось что? — заволновался Гописса, подавая ему огромную кружку.
— А то, — отвечал староста, опрокидывая ее в себя. — Давай еще. О, мессир Зелг! Добрый день, хорошо, что вышли прогуляться из замка — погода знатная.
— Хорошая погода, — не стал отнекиваться некромант. — А ведь и правда, Иоффа, на вас лица нет. Что случилось?
— Мадам Мумеза прибыла лично спасать положение. Воевать ей, видите ли, понравилось. Говорит, без нее армии не хватает шарма и шика. Просил, молил уехать подобру-поздорову, да разве я ей авторитет… Когда окончательно изнемог, передал бразды милорду Такангору.
— Папа, в деревне делают ставки на то, кто кого уговорит — бабушка милорда или милорд бабушку, — доложил, просунув в окно голову, Салим.
— Дожили! — вскричал Иоффа. — И ведь не хочет понимать, что мне еще тут властью работать. Она ж мне весь авторитет в один миг подорвет. Эх, сынок. На тебе десять рупез, пойди поставь на бабушку.
Зелг не удержался и весело хрюкнул.
— Не смешно, мессир, — укорил его староста.
— На бабушку уже не принимают, — снова вынырнула в окне голова опечаленного сынули.
— Нет, совсем не смешно, — окончательно расстроился Иоффа. — Да вот, сами послушайте.
Не сдержав любопытства, герцог вместе с остальными посетителями харчевни вышел во двор, где как раз проходил заключительный тур великого спора между генералом Топотаном и капралом Мумезой.
— То есть как это ты запретишь мне «соваться в битву», если я по такому случаю приобрела самую симпатичную противоударную шляпку, которая только нашлась в салоне?
— Но, мадам Мумеза! — вскричал Такангор.
— Я уже давно мадам и давно Мумеза, — отрезала ведьма. — Чего я не видела у этих твоих демонов? За мной в молодости один все увивался. Хвалился, что ходит в больших чинах там, у себя, в Преисподней. Какие слова говорил, золотые горы сулил, а рожа ведь редкостная. Увидеть такое спросонья — кондратий хватит. Я его и погнала однажды метелкой. Чего, говорю, шатаешься, идол, женихов пугаешь? Я из-за тебя весь век в девках просижу.
— Там предстоит сражение, — мягко напомнил минотавр.
— И разница? Я своего пока отвадила, такие шли бои местного значения, что можно было билеты продавать, как на твою паялпу. Такангор, быцик, не переживай, детка. Тетя Мума еще не совсем выжила из ума и сама может за себя отвечать. Ты нами руководи, а мы покажем им парочку фокусов.
И окончательно покоренный ее обаянием и красноречием Такангор поцеловал маленькую морщинистую ручку.
— Вот, пожалуйста, — только что не всхлипнул Иоффа. — Милорд сдался, не какая-нибудь там мелюзга А у меня дома их две. Круглые сутки, с утра до вечера и с вечера до утра. Я уже не дождусь, когда в поход двинемся. Упрошу генерала, чтоб поставил нас с сынулями на другой фланг.
— А я собираюсь топыриться в центре. Замечательно впишусь в рисунок головного полка, — поведал Иоффе сияющий Карлюза, который волок в узелке груду разнообразных доспехов, обработанных взглядом Горгоны.
Нужно сказать, что на это произведение оружейного искусства, несмотря на сделанную по знакомству скидку, маленький троглодит потратил все средства, присланные из Сэнгерая на несколько ближайших месяцев, и теперь подумывал о том, что надо бы убедить мессира да Кассара назначить ему повышенную стипендию — как преданному последователю, во-первых, и как представителю малой национальности, во-вторых. Что касается «малых национальностей», то достойный Карлюза был совершенно уверен, что здесь вся соль в размерах.
