Несмотря на малочисленность, выглядели они великолепно.
Зелг верхом на амарифском вороном жеребце, на котором даже самый придирчивый домовой не отыскал бы белой шерстинки, в багровых латах Аргобба и с черным знаменем Кассарии в руках смотрелся так, будто только что сошел с картинки модного рыцарского журнала «Всегда в седле». И обладатели широко разрекламированных доспехов модели «Грация» и «Иллюзия» могли только кусать локти от зависти, глядя на него.
Полностью экипированный герцог стоит столько же, сколько два дредноута, причем герцоги наводят больше страха и дольше служат.
Дэвид Ллойд Джордж
Кровавый шлем в виде головы древнего чудовища с широким и высоким гребнем, опускающимся до лопаток, придавал ему необходимую свирепость, коей хронически не хватает пацифистам. В миндалевидных прорезях угрожающе сверкали лилово-черные, как сама Тьма, глаза. Рельефные наплечники делали его мощнее; панцирь, облегающий тело, как перчатка, надежно защищал торс. На вышитом драгоценностями серо-синем поясе висел знаменитый Нечеловеческий меч, который Думгар хранил в сокровищнице специально для подобного случая. На естественный вопрос молодого некроманта, отчего же он не выдал такое уникальное оружие в прошлую войну, рачительный голем резонно возразил, что Генсена в расписании не было и вторжение Бэхитехвальда явилось внеплановым. А расходовать драгоценный раритет на уважаемого Юлейна по меньшей мере смешно.
Нечеловеческий меч, за обладание которым иные воины готовы пойти в вечную кабалу, оказался такого же кроваво-красного цвета, как и латы Аргобба. Он очень напоминал клинок Генсена тем, что по сверкающему лезвию бежали, переливаясь, черные руны. Легенда гласила, что раненный либо убитый этим мечом навсегда попадает в рабство к его владельцу. Зелгу ужасно не хотелось на практике проверять, правда это или вымысел.
Зато ножны ему понравились. Он всегда ценил шедевры — не важно, будь то скульптуры, картины, украшения, глиняные горшки либо вышивка. Главное — как это сделано. Ножны были выполнены с любовью и высочайшим мастерством, и Зелг не уставал любоваться ими. Он то и дело принимался рассматривать багряную поверхность из странного материала, на которой были не то отлиты, не то вырезаны батальные сцены.
Крошечные фигурки столкнулись в яростном противостоянии; они сражались и умирали; их лица были искажены гневом, болью, ненавистью и страхом. Но встречались среди них и умиротворенные, и просветленные, и просто веселые. Герцог смотрел и диву давался — здесь все было как в жизни.
Над правым плечом некроманта жужжала крыльями жизнерадостная Гризольда, наряженная в кольчужную мини-юбку вместо привычной шелковой и увешанная различными амулетами. Сторонний наблюдатель поставил бы сто к одному, что они перевешивают толстенькую фею, так что совершенно неясно, как ей удается удерживаться в воздухе. Отдельное впечатление на неподготовленного зрителя производил мощный бюст феи, надежно упрятанный в стальные чашечки дамского панциря.
Справа, не отводя сияющего взгляда от отважной невесты, парила душа лорда-рыцаря Уэрта Орельена да Таванеля. И глаза ее искрились счастьем, ибо впервые за долгие беспросветные века призрак погибшего кельмота занимался любимым делом, да еще в компании любимой женщины.
Такангор в своих знаменитых доспехах Панцербулл Марк-Два и шлеме работы Альгерса, дополнительно обработанном взглядом Горгоны Ианиды, казался воплощением какого-нибудь древнего минотаврского божества. Свой фамильный боевой топорик он нес на плечах, и утреннее солнце безмятежно отражалось в зеркальном лезвии.
Князь Альба Мадарьяга плыл по воздуху, не касаясь ногами земли, и стильный алый плащ парил у него за плечами. Он вел непринужденную светскую беседу со слепым оборотнем. Гуго ди Гампакорта уверенно шагал в строю, и в его пустых глазницах то и дело вспыхивали и гасли искорки адского огня. Борромель занял свое место, но время от времени вмешивался в разговор с вопросами о Кровавой паялпе — ее месте и назначении в жизни смертных, а также высшем смысле этого странного действа.
Кехертус страшно радовался первому путешествию и первому настоящему приключению в своей жизни. Зелг чувствовал, что где-то поблизости находится и вездесущий дядя Гигапонт, обязательно чем-то недовольный, но доказать ничего не мог.
Шеннанзинцы, все как на подбор, а вернее — тщательно отобранные из остального тиронгийского войска, высокие, статные, улыбчивые и веселые, ехали, безупречно выдерживая строй, и казалось, что они отправляются на загородную прогулку, а не на битву, которая для каждого из них может стать последней. Впрочем, что способно вызвать страх в душе воинов, прорывавших оборону Тут-и-Маргора, когда в тылу маячил Лилипупс?
Особое очарование группе войск, призванных защищать центр, придавала яркая и шумная процессия, которая плелась в самом хвосте.
Процессию возглавлял Узандаф Ламальва да Кассар в огнеупорном костюме, пантуфлях и под зонтиком, сделанным из кожи саламандр. В этом облачении он мог свободно стоять на кипящей лаве, наблюдая за извержением вулкана в непосредственной близости. Адское пламя было ему нипочем.
Альтернативный вариант походного облачения представлял доктор Дотт в своем неизменном черном кожаном халате, о котором в одном из модных журналов высказались так: «Просто, сдержанно, стильно и со смыслом». Халат с висящими над ним глазками производил сильное впечатление на видавших виды демонов, а вот шеннанзинские кавалеристы уже свыклись с ним во время прошлой войны и относились как к родному.
На сей раз доктор ехал на войну не просто так, компании для. Не только поддержать товарищей, поучаствовать в битве, размять душу и вставить свой пульцигрош в общую свалку. Ему вдруг приспичило заполучить для опытов какую-нибудь адскую тварь. Он оповещал всех и каждого в поле зрения, что напишет сенсационную диссертацию, с каковой и заявится в Медицинский Компромиссный Центр, где при жизни ему дали от ворот поворот с его революционной работой «Застарелая демоническая сонливость. Проблемы и решения».
Компанию ему составил специальный корреспондент Бургежа, выпущенный накануне из персональной золотой клетки и тоже горящий жаждой великих свершений. Пухлицерскую премию он уже получил и теперь желал учредить новую — собственного имени. А для этого требовались незаурядные достижения в области журналистики. Скажем, подробное и откровенное интервью с повелителем Преисподней.
Жрец Мардамон в парадном боевом облачении, сшитом на заказ у лучшего портного Виззла, — темно-синей рясе в мелкий желтый горошек — полностью отрешился от окружающей действительности: он репетировал речь, призванную обратить невежественных демонов в истинную веру и увеличить количество жертвоприношений за отчетный период с жалкого нуля до внушительной цифры.
Архаблог и Отентал решились на сие рискованное предприятие отчасти из любви к Такангору, отчасти из любви к деньгам, отчасти из веры в рекламные акции. Они намеревались произвести конкретное судейство поединков, предваряющих битву, и заодно присмотреть себе пару-тройку новых чемпионов. К тому же кузены уже начали принимать ставки на исход отдельных поединков и сражения в целом. Азартные шеннанзинцы и ветераны «Великой Тякюсении» единодушно ставили на победу кассарийцев, так что теперь кузенам просто необходимо было добраться до противной стороны и побудить ее принять участие в игре. Если они и боялись жителей Преисподней, то начисто забыли об этом за организационными хлопотами.
