Исаак был окончательно побежден. Я вывернул все его карманы
и извлек пятьдесят тысяч франков и несколько кредитных билетов, выписанных на
берлинские банки на сумму двести пятьдесят тысяч ливров. Я щедро заплатил
судье, хозяину гостиниц и свидетелям, приказал заложить лошадей, и мы с
Жозефинон покинули убежище, в котором не приходилось ожидать ничего хорошего.
— Держу пари, — сказала мне Жозефина, когда лошади
пустились вскачь, — что я опять не получу ни единого су из этой добычи,
между тем как ты получил ее только благодаря моей заднице: ты как раз выбирался
из нее, когда этот болван пришел и оказался в ловушке, которую приготовил для
тебя.
— Разве я не говорил тебе, что задница приносит удачу?
Если бы я сношал тебя во влагалище, я бы попался.
— Так что я буду за это иметь?
— Десять тысяч франков.
— Ах, какая щедрость!
— Но зачем тебе деньги, Жозефина? На тряпки? А мне они нужны
на задницы, на мужские члены. Видишь, какая большая разница!
За такими и подобными им разговорами мы прибыли в Падерборн,
так ни разу и не сойдя на землю после встречи с Исааком.
Лейпцигекая ярмарка привлекала много путешественников на эту
дорогу, гостиницы в Падерборне были переполнены, и нам пришлось делить одну
комнату с богатым торговцем из Гамбурга, который ехал вместе с супругой на
знаменитую ярмарку, о которой я упоминал. Торговца звали Кольмарк, его
двадцатилетняя жена была самым прекрасным созданием на свете, и признаюсь, что
эта очаровательная женщина вскружила мне голову не меньше, чем очень пухлый
чемодан, который они тщательно заперли в один из шкафов комнаты. Желание
обладать обоими названными предметами сделалось во мне настолько неодолимым,
что ночью я не сомкнул глаз. По причине поломки экипажа супружеская чета должна
была остаться в гостинице, и я, чтобы не упускать их из виду, придумал какие-то
дела, которые также задерживали меня в Падерборне еще на один день. Итак, стало
ясно, что раз уж мы проведем вместе тридцать шесть часов, завязать знакомство
было делом естественным. Жозефина быстро подружилась с молодой женщиной,
завтракали и ужинали мы за одним столом, вечером были на спектакле, и по
возвращении, за ужином, я подстроил ловушку для своих жертв. За обед платил
Кольмарк, поэтому расходы за ужин должны были нести мы. Под этим предлогом я
рано ушел из театра и пришел один в гостиницу якобы для того, чтобы заказать
стол.
— На другом конце города, — сказал я
служителям, — я должен захватить приятеля, с которым ночью уезжаю в
Берлин, и я прошу вас немедленно приготовить мой экипаж и отправить его в
место, которое я укажу.
Эта предосторожность объяснялась просто: все мои вещи
находились в карете, я не забыл положить туда же аккуратно завернутый чемодан,
который извлек из шкафа посредством отмычки. Затем я сказал кучеру:
— Жди меня у берлинских ворот, я приду туда с женой и
другом, это будет лучше, чем заезжать за ним домой: по крайней мере, ты успеешь
выпить, ожидая нас, там неподалеку есть трактир.
Все шло как нельзя лучше, не успела моя карета отъехать от
гостиницы, как вернулись Жозефина и наша глупая парочка. Я приготовил
великолепный ужин и заранее добавил в вазу с фруктами дозу дурмана, достаточно
сильную, чтобы погрузить в глубокий сон того, кто испробует это лакомство. План
удался на славу: отведав роковых фруктов, и Кольмарк и его жена тотчас впали в
такую беспробудную летаргию, что можно было тормошить их сколь угодно, и они бы
ничего не услышали.
— Приготовься, — шепнул я Жозефине, как только
увидел их в таком состоянии, — экипаж нас ждет, чемодан уже внутри, а пока
помоги мне насладиться этой дамой, от которой у меня кружится голова; потом
обшарим их, заберем бумажники и драгоценности, и выберемся отсюда тихонько и
незаметно.
Я приблизился к госпоже Кольмарк; я поднял ей платье,
потискал груди — она не просыпалась. Ободренный этим состоянием .беспамятства,
на которое я даже не рассчитывал, я осмелел, и мы с Жозефиной быстро раздели
спящую. О Боже, я увидел перед собой тело самой Венеры!
— Жозефина, — вскрикнул я, — никогда еще
злодейство не делало мой член таким твердым. Однако я должен внести изменения в
мой план: я не совсем уверен в снадобье и, чтобы они не проснулись наверняка, я
буду сношать их по очереди и убью обоих во время совокупления.
Я начал с женщины; сначала я овладел ею спереди, затем
забрался в задний проход. Никакого движения, никакого намека на реакцию… Я
заполнил ей анус спермой и перешел к мужу. Кольмарк, которому было не более
тридцати лет, имел задницу, белую как алебастр; я оставил его после нескольких
толчков, чтобы вновь углубиться в зад жены, но прежде положил на нее тело мужа,
а сверху три матраца. Жозефина, которая по моей команде прыгнула на матрацы,
мгновенно задушила обоих. Я наслаждался, я испытывал в заднице жены
непередаваемое словами сладострастное ощущение, вызываемое насильственной
смертью предмета, который служит нашему удовольствию. Невозможно представить,
до какой степени судорожное сокращение всех мышц жертвы возбуждает похоть
убийцы! Нет, друзья, я лучше помолчу, тем более что нет истинного распутника,
который ни разу не отнял бы жизнь у предмета своего наслаждения. Закончив
операцию, мы аккуратно положили оба трупа на их кровати, взяли часы, бумажники
и драгоценности, спустились вниз и вышли из гостиницы, где никто не удивился
нашему позднему уходу, так как я предупредил всех об этом.
— Не будите господина и госпожу Кольмарк, —
сказали мы на прощание, — они просили сделать это только в полдень: ваш
чудесный ужин и прекрасное вино ударили им в голову, и они хотят отдохнуть как
следует, мы тоже поступили бы таким образом, если бы не срочные дела.
Попрощавшись, заплатив за проживание и услуги, мы уехали,
провожаемые вежливыми поклонами, и без остановок доехали до Берлина. И только в
этой славной столице Пруссии мы обнаружили, что чемодан, наполненный
драгоценными каменьями, и остальные украденные вещи стоят в общей сложности
более двух миллионов.
— Жозефина! — обрадовался я, подсчитав небывалую
добычу. — Разве не говорил я тебе, что одно злодейство обеспечивает успех
следующему и что самым счастливым из людей будет тот, кто совершит их больше?
В Берлине мы устроили такое же заведение, как в Бордо, и я
снова стал считаться братом Жозефины.
Эта девушка, которая становилась красивее с каждым днем,
очень скоро завоевала много сердец, поскольку она обращала внимание только на
богатых поклонников, первым мужчиной, сделавшемся ее мишенью, был принц Генрих,
брат короля
[38]
.
Этот любезный вельможа отличался необыкновенно скандальной
репутацией, острым умом, прекрасными манерами и, конечно, неутомимым
распутством. Генрих, отдающий предпочтение скорее мужчинам, нежели женщинам,
никогда не связывался с предметами, которые не могли способствовать утолению
его излюбленных желаний.
