— Уважаемый кузен, — сказала Доротея, — я
считаю признаком уважения вашу откровенность и даже наивность, с какой вы со
мной обращаетесь. И вы правы, что никакое извращение меня не удивит, что с
моими вкусами и капризами мне приходится только сетовать на посредственность
поступков других людей. Прошу вас назначить мне любую роль — жертвы или
мучителя, — и я с удовольствием исполню ее.
— Жертвы? Ну нет! Я не хочу причинить вам боль, лучше я
займусь этим с этой девушкой. Я люблю пускать кровь, — добавил он, начиная
теребить свой инструмент весьма скромных достоинств, удивительно маленький для
его огромного роста, — да, очень, очень люблю, такова моя прихоть, кроме
того, я приступаю к операции только в том случае, если предмет моих утех
хорошенько набил себе желудок. При этом во всем организме происходит мощное потрясение,
и вот это обстоятельство, пожалуй, даже в большей степени, чем проливаемая мною
кровь, вызывает у меня эрекцию.
— Это восхитительно, — сказал Брессак, подошел к
дяде и взял его член в руки, — здесь возможны разные пикантные и
изысканные детали,
Тогда Жернанд расстегнул маркизу панталоны и стал одной
рукой разминать ему член, а другой — ягодицы.
— Что касается вас, дорогой кузен, — повернулся он
к д'Эстервалю, — я не смею даже прикоснуться к вашему прекрасному органу;
вы ведь будете сношать мою жену, друг мой?
— Я проделаю с ней. что вы пожелаете, —
почтительно ответил д'Эстерваль.
— Даже причинить зло?
— Любые самые отвратительные и ужасные вещи… В это
время по команде-Жернанда обе женщины разделись.
— Гром и молния, спрячьте ваши влагалища,
сударыни! — С такими словами обратился он к Доротее,и Жюстине, увидев, что
они собираются показать ему алтари, столь недостойные в его глазах. —
Прикройте это, умоляю вас, иначе у меня ничего не встанет даже через десять
недель.
Брессак закрыл им промежности треугольным платочком, завязав
его на пояснице, и женщины приблизились к хозяину. Он облобызал им зады,
погладил и похлопал их, потом взял одну руку Жюстины, внимательно осмотрел ее,
взял другую, также внимательно изучил и ее и спросил девушку, сколько раз пускали
ей кровь.
— Два раза, сударь, — ответила Жюстина. В
продолжении этой процедуры Доротея, стоявшая на коленях между развернутыми
бедрами распутника, сосала его, а Брессак и д'Эстерваль в другом углу зала
различными способами развлекались с двумя мальчиками, которых мы уже
представили читателю. Жернанд, продолжая осмотр, нажимал пальцами на вены
Жюстины, заставляя их вздуваться, и когда они пришли в нужное состояние,
прильнул к ним зубами и пососал их.
— Довольно, шлюха, — грубо сказал он несчастной
девушке, — готовься! Сейчас я буду пускать тебе кровь.
— О сударь…
— Послушай, — продолжал Жернанд, у которого
начинала кружиться голова, — не вздумай строить из себя недотрогу. У тебя
это не получится: в моем распоряжении достаточно средств, чтобы вразумить
женщин, которые имеют наглость противиться моим желаниям.
Его руки вцепились в ягодицы Жюстины, и он с силой сжал их;
его ногти, длинные и крючковатые, оставляли на белом теле кровавые следы,
которые он тут же жадно облизывал. Время от времени он щипал их и резко
выворачивал захваченную частичку плоти, затем приступил к груди и стиснул сосок
так сильно, что девушка закричала.
— Браво, дядюшка! — подал голос Брессак. —
Нечего щадить соски; мы, содомиты, должны презирать эти гнусные женские
атрибуты: грудь должна внушать отвращение тем, кто любит задницы.
— Я ненавижу ее так, что невозможно даже
высказать, — продолжал Жернанд, укусив названный предмет Жюстины.
Он заставил ее отойти на несколько шагов и вновь
приблизиться к нему задом, чтобы не терять из виду прекрасный зад нашей
героини. Когда она подошла, он велел ей нагнуться, снова выпрямиться, несколько
раз раздвинул ягодицы, затем, наклонив голову, стал целовать их, не обойдя
вниманием анус. Его поцелуи скорее напоминали сосание: он глубоко втягивал в
себя каждую часть, которой касались его губы. Пока продолжался этот осмотр, он
интересовался подробностями ее приключений в монастыре Святой Марии, и Жюстина,
будто забыв о том, как сильно воспламеняет этот рассказ ее мучителя, поведала
обо всем с откровенностью и простодушием.
Тут Жернанд потребовал мальчиков, но увидев, что они уже
заняты с Брессаком и д'Эстервалем, он позвонил в колокольчик. Появились двое
новых; им не было и шестнадцати, и они отличались красотой необыкновенной; они
приблизились. Распутник, член которого по-прежнему находился во рту Доротеи,
развязал широкие розовые ленты, поддерживающие их панталоны из белого газа, и
обнажил два самых прекрасных зада в мире. Он по своему обыкновению облобызал
их, пососал члены, не переставая щипать ягодицы и груди Жюстины. То ли в силу
привычки юношей, то ли благодаря искусству сатира через одну-две минуты природа
сдалась, и в рот графу, одна за другой брызнули две струйки, которые он с
удовольствием проглотил. Вот так развратник истощал детей, вот почему у них был
такой изможденный вид, который мы отметили выше. Между тем внимание старика к
прелестям Жюстины не ослабевало, но удивительной была его неизменная верность
храму, где курился, его фимиам: ни его поцелуи, ни его желания ни на миг не
отклонялись от него. Наконец он попросил мадам д'Эстерваль подняться, ее
заменил один из наперсников и взял в рот его орган. Завладев ягодицами той, что
покинула этот почетный пост, он проделал с ними примерно то же, что до этого с
прелестями Жюстины, но поскольку не собирался пускать ей кровь, больше времени
он уделил ее заду, чем рукам. Обратившись к ее мужу, он воздал хвалу ягодицам
Доротеи и прибавил такие слова:
— Сударь, если вы не хотите сношать мальчишку, которого
сейчас ласкаете, будьте добры подойти сюда и содомируйте вашу супругу я попрошу
племянника прочистить вам задницу, вас будут целовать два ганимеда, а я с
помощью двух других начну хирургическую операцию на нашей прекрасной Жюстине.
Д'Эстерваль, который всего лишь потискивал и поцеловывал зад
юноши, подошел к хозяину, держа в руках вздыбленное свое копье и с ходу насадил
на него прелестную задницу Доротеи. Брессак, пылавший страстью к седалищу
д'Эстерваля, также оставил своего педераста, чтобы совокупиться с кузеном. Их
окружили ганимеды, прижимаясь к ним то задом, то передом, в то время как
Жернанд, оглядев живописную группу похотливым взором, приступил к главному.
— Нарцисс, — обратился он к одному из юношей,
оставшемуся рядом, — это новая горничная графини; я должен испытать
ее:принеси мои ланцеты.
Нарцисс немедленно выполнил распоряжение. Жюстина задрожала,
все засмеялись над ее испугом.
— Поставь ее как следует, Зефир, — приказал
Жернанд другому педерасту.
И очаровательный мальчик, приблизившись к Жюстине, произнес
с милой улыбкой:
— Не бойтесь, мадемуазель, эта операция принесет вам
только пользу; встаньте так, как я вам покажу.
