Все церемонии, о которых мы расскажем подробно, соблюдались
неукоснительно при каждом визите жестокосердного хозяина, менялись лишь детали
в зависимости от количества гостей, присутствующих на оргиях.
Графиня в накинутой на плечи прозрачной греческой тунике
опустилась на колени, увидев супруга, и наши распутники с удовольствием
рассматривали ее в таком униженном положении.
— М-да, дядюшка, — произнес Брессак, пошатываясь, —
а у вас очаровательная жена… — Потом заплетающимся языком продолжал: — Вы
позволите, дорогая тетушка, смиренно приветствовать вас? Я искренне сочувствую
вашей столь незавидной участи, должно быть, мой досточтимый дядя имеет веские
причины обращаться с вами таким образом, так как он — самый справедливый
человек на свете.
Тут заговорила мадам д'Эстерваль, справившись с внезапным
приступом икоты:
— Я уверена, что госпожа графиня жестоко оскорбила
своего уважаемого супруга, иначе просто невозможно, чтобы такой гуманный
человек, такой любезный, такой мягкий, потребовал от дамы таких вещей.
— А вот я понял, в чем здесь дело, — сказал
д'Эстерваль, — это свидетельство обожания со стороны нашей хозяйки: она
демонстрирует супругу свое высшее почтение.
— Друзья, — торжественно заявил Жернанд, —
надеюсь, вы не возражаете, если она окажет почтение вашим ягодицам, и прошу вас
представить ей названное божество, чтобы графиня могла воскурить ему фимиам.
— Дядя драв, черт меня побери! — обрадовался
Брессак и незамедлительно спустил панталоны, являя окружающим ту часть своего
тела, которую обнажал с особенным удовольствием. — Да, да, я вижу, что моя
дорогая тетушка желает облобызать мой зад, и я с радостью предоставлю ей эту
возможность.
— Давайте, давайте, доставайте свои задницы! —
подбадривал Жернанд.
И вот мгновение спустя названные предметы почетных гостей,
Жюстины, юношей-педерастов и даже служанок так тесно окружили бедную графиню,
что она оказалась в плотном кольце из ягодиц, которые едва не упирались ей в лицо.
— Надо немного упорядочить это, дядюшка, —
озабоченно сказал Брессак, — а то мы задушим даму. Пусть каждый подставит
свою задницу для поцелуя, который распалит его желание, а я подам пример.
При этом он выдавил из себя немного экскрементов, и это
обстоятельство вызвало такой восторг, что все, исключая Жюстину, повторили
шутку маркиза.
— Итак, мадам, — спросил наконец Жернанд, —
вы готовы?
— Ко всему, сударь, — покорно и отрешенно ответила
графиня, — вы же знаете, что я ваша жертва.
Тогда Жернанд дал Жюстине команду раздеть свою жену, и
несмотря на внутреннее сопротивление она вынуждена была смириться: несчастная
подчинялась только тогда, когда не могла поступить иначе, но по доброй воле —
никогда. И она сняла с плеч хозяйки прозрачную сутану, и похотливые взгляды
уставились на голое тело.
— Клянусь честью, великолепная женщина! — выдохнул
д'Эстерваль, необыкновенно возбужденный этим зрелищем.
— Ну ладно, — сказал Жернанд, — возьми ее
друг мой, раз ты находишь ее красивой, я вручаю ее в твои руки. Прости, племянник,
что я не отдал предпочтение тебе, но я знаю твои вкусы и оставил для тебя зад,
если он тебя вдохновляет, кстати, вы можете положить даму между вами.
— Кровное родство заставит меня сотворить чудо: хотя
женский зад меня соблазняет не больше, чем передняя часть, если д'Эстерваль не
против, я ступлю, заодно с ним, на тропинку, противоположную той, которой
пойдет он; будьте добры вести нас, дядюшка.
— Охотно, — согласился Жернанд, — ничто так
меня не радует, как возможность поспособствовать собственному бесчестью.
С этими словами он взял в обе руки орган д'Эстерваля и
втолкнул его во влагалище своей жены, затем перевернул их так, чтобы она
оказалась сверху. Таким образом во власти Брессака оказались прекраснейшие на
свете ягодицы, и тот, снова при помощи графа, с ходу преодолел препятствие.
Старый развратник развалился в кресле лицом к участникам этой сцены, его
окружили все шестеро педерастов: двоим он массировал член руками, двое
примостились под самым его носом так, чтобы он мог сосать их по очереди, еще
двое трудились над его поникшим инструментом — делали с ним то же самое, что он
делал с членами, торчавшими перед его лицом.
— Сократируйте моего племянника, — приказал он
старухам, — мужчины нашей породы любят, когда им ласкают задницу, пока они
сношаются.
— Да, да! — воскликнул Брессак, набрасываясь на
свою тетку и вонзая в нее член по самую мошонку. — Это абсолютно
необходимо, и мой дядя, как всегда прав, но я бы хотел приласкать таким же
образом Жюстину.
— Нет ничего проще, — откликнулся Жернанд, —
только пусть она разденется сначала.
Наша героиня покорно подставила ягодицы, и похотливые пальцы
Брессака, собравшись в хищную пятерню, начали безжалостно терзать зад бедной
девушки. Одна Доротея оставалась не у дел: блудница мастурбировала, наблюдая за
остальными.
— Мадам, — предложил ей Жернанд, —
забирайтесь под мою жену, она вас будет ласкать, я могу уступить вам одного
юношу, который облобызает ваш несравненный зад, пока моя жена занимается вашим
клитором, ну а анус вам приласкает Жюстина. Вперед, друзья! По-моему, все
готовы, теперь постараемся все вместе… Кстати, почему никто ничего не скажет о
моей супруге, господа: я вам ее уступаю, а вы словно ее не замечаете…
— Гляди, друг мой, — прервал его д'Эстерваль,
бурно извергаясь в вагину хозяйки, — вот моя высшая похвала в ее адрес,
между прочим женщина должна не на шутку возбудить меня, чтобы я мог излить
сперму без жестоких эпизодов. Ах, разрази меня гром, какое удовольствие она мне
доставила! Член Брессака разворотил ей задницу, и от этого ее влагалище стало
еще уже… О, какое это блаженство!
— Клянусь божеством содомитов, я тоже кончаю… я больше
не могу ждать, — простонала Доротея. — Но вы, кажется, собирались
пустить кровь нашей госпоже? Мои соки струились бы еще обильнее, если бы я
увидела, как течет ее кровь.
— Вы совершенно правы, — проворчал Брессак,
выбираясь из зада несчастной женщины, — я поберегу сперму до
кровопускания, ведь я привередливее вас и не нашел в анусе тетушки то, на что
рассчитывал: просто беда с этими родственничками. Итак, дорогой Жернанд,
приступайте к своей сладостной операции, прошу вас, я жду ее с нетерпением.
И Брессак не смог удержаться от того, чтобы не
продемонстрировать все свое отвращение, испытанное во время акта, который
противоречил его принципам, ибо настоящий содомит дорожит ими больше, чем
собственной жизнью: он гневно оглядел зад, который только что содомировал, и,
прижавшись к одному из педерастов, будто желая очиститься, снова заворчал:
— Ну что же вы, дядя? Когда же начнем пускать кровь,
черт вас побери?
Но Жернанд, достаточно возбужденный, уже бросал свирепые
взгляды на свою жену.
