Итак, что мы увидим, если беспристрастно подойдем к этому?
Хилое создание, всегда ничтожное в сравнении с мужчиной, бесконечно менее
сообразительное, менее умное, представляющее собой нечто отвратительное,
совершенно противоположное тому, что может понравиться ее господину, тому, что
должно доставлять ему удовольствие; мы видим существо грязное в течение трех
четвертей жизни, неспособное удовлетворить мужа, когда природа заставляет ее
вынашивать ребенка, вечно раздражительное, мстительное, властное; это настоящий
тиран, если дать ему волю, это пресмыкающееся животное, если его держать в
узде, но всегда лживое, всегда злобное и опасное; наконец, это настолько извращенное
создание, что на церковном соборе в Маконе долго и всерьез рассуждали, можно ли
причислить это существо, столь же отличное от мужчины, как обезьяна от
человека, к человеческому роду. Но возможно, это было заблуждение того, давно
прошедшего века? Возможно, к женщине относились с большим уважением в более
поздние времена? Может быть, персы, мидяне, вавиляне, греки, римляне — может,
они почитали этот мерзкий пол, которого мы имеем сегодня глупость делать своим
идолом? Увы! Я вижу, что его повсюду угнетают, всюду отстраняют от дел,
унижают, держат взаперти — короче говоря, с женщинами обычно обращаются как с
животными, которыми пользуются в моменты нужды и сразу после этого снова ставят
в стойло. Когда я вспоминаю Рим, я слышу, как мудрый Катон взывает из древней
столицы мира: «Если бы мужчины обходились без женщин, они могли бы общаться с
богами». Один римский цензор начинал свою речь такими словами: «Если было бы
возможно прожить без женщин, мы познали бы истинное счастье». Я слышу, как в
театрах Греции декламируют: «О, Юпитер! Что заставило тебя сотворить женщин?
Разве не мог ты давать жизнь людям более разумным способом, таким способом,
который избавил бы нас от этого бича?» Известно, что тот же народ — греки —
смотрели на этот пол с таким презрением, что потребовались специальные законы,
чтобы вынудить спартанцев размножаться, и в этой республике в качестве
наказания преступника одевали в женское платье, то есть в одежду самого низкого
и презренного существа на свете.
Но не будем углубляться в столь далекое прошлое и посмотрим,
как сегодня на земле относятся к этому несчастному полу. Как с ним общаются? Во
всей Азии он рабски служит капризам деспота, который мучает и истязает его и
наслаждается его страданиями. В Америке народы, человечные от природ ы (эскимосы),
проповедуют исключительно благожелательные отношения между мужчинами, а к
женщинам относятся с необыкновенной жестокостью. Я вижу, как в одной части
вселенной женщин унижают и кладут в постель заезжим чужестранцам, в другой они
служат разменной монетой. В Африке их положение и того хуже: они выполняют
работу тяглового скота, обрабатывают землю и прислуживают мужьям только на
коленях. Давайте проследуем за капитаном Куком и посмотрим чудесный остров
Таити, где беременность считалась преступлением и иногда стоила жизни женщине,
а ребенка не щадили никогда. На других островах, открытых тем же отважным
мореплавателем, их били и оскорбляли собственные дети, и в этих забавах с
удовольствием принимал участие отец. Чем ближе люди стоят к природе, тем вернее
они исполняют ее законы. Женщина не имеет с мужем иных отношений, кроме
отношения рабыни к своему господину, и на большее она, разумеется, не имеет
никаких прав.
Во всех случаях, друзья мои, все народы земли широко
пользовались своими правами в отношении женщин, и иногда бывали случаи, когда
их предавали смерти сразу после появления на свет, оставляя небольшое число для
продолжения рода. Некоторые арабские племена закапывали девочек, достигших
возраста семи лет, на холме около Мекки, так как по их мнению этот презренный
пол недостоин видеть солнце. В серале короля Ахема женщины при малейшем
подозрении в неверности, при первом признаке неповиновения сладострастным
прихотям властителя или, когда они начинали внушать отвращение, подвергались
самым жестоким пыткам, и палачом был сам король. На берегах Ганга они должны
были лишать себя жизни на прахе умерших мужей как бесполезные предметы,
которыми не могли больше пользоваться их господа. В других странах их травили,
как диких зверей, и уничтожать их считалось большой честью. В Египте их
приносили в жертву богам. На Формозе беременных женщин бросали под ноги слонам,
и те растаптывали их. Германские законы предусматривали небольшой штраф —
десять экю — за убийство чужой жены, убивать своих или блудниц можно было вообще
безнаказанно.
Одним словом, — всюду — повторяю: всюду! — женщины
уничтожались, избивались, приносились в жертву суеверию предков, варварству
супругов или капризам распутников, и самое печальное для них в том, что чем
глубже их изучаешь, чем лучше понимаешь, тем больше появляется уверенности, что
они заслуживают такую участь. Как это возможно, возмущаются их глупые
поклонники, что противники этого пола не хотят замечать в них достоинства?
Посмотрите, восторженно умиляются они, как заботятся женщины о детях, как
внимательно относятся к пожилым людям, как помогают нам справиться со
старостью, как облегчают наши болезни, с какой чуткостью воспринимают наши
горести, с какой деликатностью переживают вместе с нами наши беды, с каким
искусством отвращают от нас несчастья и сушат наши слезы!.. И вы еще смеете не
беречь, не боготворить столь совершенные создания! Не цените таких преданных
подруг, подаренных вам природой! Нет, друзья дорогие, я их не уважаю и не
обожаю — я остаюсь тверд в своих убеждениях посреди иллюзий, которым
противостоит моя мудрость: я вижу лишь слабость, страх и эгоизм в качествах,
которые вы превозносите. Если подобно волчице или суке женщина кормит молоком
свой плод, это объясняется секрецией, которую диктует природа и которая
необходима для ее здоровья; если она бывает для нас полезной в некоторых
случаях, так это объясняется скорее темпераментом, нежели добродетельностью,
скорее гордыней или самолюбием. Не будем удивляться таким причинам: слабость ее
органов, которая делает ее особенно чувствительной к малодушному чувству
жалости, машинально и без всяких на то оснований заставляет женщину жалеть
окружающих и утешать их горести, и в силу своей природной подлости она
заботится о мужчине, так как чувствует нутром, что рано или поздно он ей пригодится.
Но в этом нет никакой добродетельности, никакого бескорыстия — напротив, я вижу
в ее поведении личную заинтересованность и машинальность. Вопиющей глупостью
было бы считать добродетелями ее нужды и потребности и искать мотивы ее
прекрасных поступков, которые нас ослепляют, в каких-то иных качествах, а не в
ее дебильности и страхе, так почему я, хотя и имеющий несчастье жить среди
народа, недостаточно умного, чтобы проникнуться такими великими принципами и
отказаться от самого нелепого из предрассудков, — почему я должен лишать
себя прав в отношении этого пола, которые мне предоставила природа? Зачем я
буду отказываться от удовольствий, вытекающих из этих прав? Нет, друзья мои,
это совершенно неправильно: я буду скрывать свое поведение, если это необходимо,
но тайком все равно сброшу с себя абсурдные цепи, в которые заковали меня
человеческие законы, и буду обращаться со своей женой так, как мне
заблагорассудится, как диктуют мне законы вселенной, которые я нахожу в
собственном сердце и в природе.
