В это время Розали, которая лежала на самом виду, продолжая
своим видом возбуждать злодеев, обратила свои угасающие глаза к Жюстине и тут
же отдала душу Господу. Монстры окружили ее, жадным взглядом наблюдая за ней,
трогали ее своими грязными руками, а безжалостный Роден сладострастно впился
зубами в самую середину еще трепетавшей плоти, бывшей когда-то предметов его
необузданных страстей.
Ее труп сбросили в яму, выкопанною в саду, где, вне всякого
сомнения покоилось немало других жертв злодейства Родена; Жюстину одели и
отвели на опушку леса, бросив там на произвол судьбы, предупредив на прощанье,
что ей самой не поздоровится, если она вздумает предпринять какие-нибудь меры, желая
улучшить свое отчаянное положение.
Глава 7
Продолжение злосчастий Жюстины. —
Признательность. — Как всевышний вознаградил ее за благонравие
Если бы на месте запуганной Жюстины оказался бы кто-нибудь
другой, он нимало бы не обеспокоился такой угрозой: коль скоро можно было
доказать, что позорная печать поставлена не судом, чего ей было боятся? Однако
ее слабость и природная робость, тяжкий груз ее несчастий — все подавляло, все
пугало ее, и думала она лишь о том, чтобы бежать куда глаза глядят.
Не считая этого клейма и следов порки, которые впрочем,
благодаря ее молодой крови почти исчезли, да еще последствий нескольких
содомитских натисков, которые были совершены членами обычных размеров, поэтому
не нанесли ей большого урона, — повторяем, не считая всех этих
неприятностей, наша героиня, которой было восемнадцать лет, когда она оставила
дом Родена, имела вполне ухоженный и упитанный вид и ничего не растеряла: ни
своих сил, ни своей свежести; она вступала в тот счастливый возраст, когда
природа как будто делает последнее усилие, стараясь украсить свое творение,
предназначаемое для утех мужчин. Фигура ее приобрела женственные формы, волосы
сделались гуще и длиннее, кожа стала более свежей и аппетитной, а ее груди,
обойденные вниманием людей, которые не прельщались этой частью тела, отличались
упругостью и округлостью. Одним словом, наша Жюстина была настоящей красавицей,
способной разжечь в распутниках самые пламенные страсти, но и самые
необузданные и извращенные.
Таким образом; скорее расстроенная и униженная, нежели
истерзанная физически, Жюстина отправилась тем же вечером в путь, но поскольку
ориентировалась слабо и предпочитала не спрашивать дорогу, она сделала большой
крюк вокруг Парижа и на четвертый день пути оказалась только в окрестностях Льесена.
Догадываясь, что представшая перед ней дорога может привести ее в южные
провинции, она решила идти по ней и добраться до тех дальних окраин Франции,
где надеялась обрести мир и покой, в которых так жестоко отказала ей родина. Но
какое наивное заблуждение? Сколько страданий предстояло ей перенести!
Несмотря на все горести, ее девственность, во всяком случае
в главной ее части, осталась при ней. Будучи жертвой покушений со стороны двух
или трех содомитов, она могла (поскольку все случалось против ее воли)
причислять себя к честным девушкам; ей не в чем было упрекнуть себя, и сердце
ее было чистым. Правда, от этого она возгордилась, пожалуй, даже чересчур, и
скоро была за это наказана. Все состояние было у нее с собой, а именно: около
пятисот ливров, заработанных у Брессака и Родена. Она была рада хотя бы тому,
что сохранила эти деньги, и лелеяла надежду, что при ее бережливости и
воздержанности их хватит по крайней мере до той поры, когда она сможет найти
подходящее место. Ее ужасная печать была не видна, и Жюстина полагала, что
сумеет надежно скрывать ее и что это злополучное событие не помешает ей
заработать себе на жизнь. Итак, переполненная надеждами и преисполненная
мужества, она продолжала свой путь и добралась до Санса, где отдохнула
несколько дней. Возможно, она и нашла бы что-то в этом городке, но чувствуя
необходимость идти дальше, она решила поискать счастья в Дофине. Она много
слышала об этих краях и в приподнятом настроении шла туда. Скоро мы увидим, что
приготовила ей непостижимая судьба.
Вечером первого дня, то есть приблизительно в шести или семи
лье от Санса, Жюстина отошла в сторону от дороги по естественным надобностям,
потом позволила себе присесть ненадолго на берегу большого пруда, окруженного
прелестным пейзажем. Ночь начинала расправлять свои крылья, накрывая ими
источник вселенского света, и наша героиня, зная, что до того места, где она
рассчитывала переночевать, осталось совсем недалеко, не спешила прервать свои
одинокие и сладостные размышления, на которые вдохновляло ее живописное окружение,
как вдруг услышала, как в воду в нескольких шагах от нее упало что-то тяжелое.
Она повернула голову и заметила, что этот объемистый предмет был брошен из
густых кустов, нависавших над гладью пруда, откуда человек, который его бросил,
не мог ее видеть. Она инстинктивно бросилась к плавающему в воде свертку, из
которого, как ей показалось, слышался плач и который уже начал тонуть. Она уже
не сомневалась, что в воде плавает живое человеческое существо, которое
принесли на берег, чтобы погубить его.
Повинуясь первому естественному порыву и не думая о
грозивших ей опасностях, она вошла в воду, обрадовавшись тому, что у берега
было неглубоко. Выбравшись обратно с драгоценной находкой, прижатой к груди,
она поспешила развернуть сверток, и о Боже! Это был ребенок, очаровательная
девочка полуторогодовалого возраста, голенькая, крепко замотанная в тряпку;
очевидно, чья-то злодейская рука бросила ее в воду, чтобы похоронить преступную
тайну. Когда Жюстина освободила ребенка, крохотные ручки потянулись к ней словно
для того, чтобы отблагодарить спасительницу, и растроганная девушка расцеловала
несчастную крошку.
— Бедное дитя, — говорила она, — подобно
несчастной Жюстине, ты пришла в этот мир, чтобы познать только страдания и
никогда не знать радостей! Может быть, благом для тебя была бы смерть, может, я
оказываю тебе плохую услугу, извлекая тебя из бездны забвения и бросая на арену
горя и отчаяния! Ну ладно,? я исправлю эту ошибку тем, что никогда тебя не
покину, мы вместе будем срывать все шипы жизни: быть может, так они покажутся
нам менее острыми, мы же станем сильнее вдвоем и легче будем переносить их.
Тебя, щедрое небо, я благодарю за этот подарок, пусть он будет тем священным
предметом, на который обратится моя нерастраченная нежность. Я спасла жизнь этому
ребенку, я должна заботиться о его питании, образовании, о том, чтобы воспитать
его честным человеком; я буду работать ради него, а он позаботится о моей
старости: эта девочка будет мне подружкой, это помощь, которую посылает мне
Всевышний. Как же мне выразить ему мою благодарность?
— Этим займусь я, потаскуха, — послышался вдруг
злой голос; вышедший из кустов незнакомец схватил Жюстину за воротник и швырнул
на землю. — Да, я покажу тебе, как вмешиваться в дела, которые тебя не
касаются.
Он схватил младенца, сунул его в корзину, привязал к ней и
снова бросил в воду подальше от берега.
— Ты, несомненно, тоже заслуживаешь такой участи,
сука, — продолжал этот дикарь, — и я с удовольствием отправил бы тебя
следом, если бы не твоя внешность, судя по которой разумнее сохранить тебе
жизнь и получить от тебя удовольствие. Пойдем со мной, и при первой попытке
бегства этот кинжал окажется в твоей груди.
