— Довольно слез, сожалений и церемоний! — грубо
сказал Александр. — Займемся делом и докажем, что самое изощренное
сладострастие будет царить во время наших общих игр.
Его желания были скоро исполнены, и я стал участником оргий,
роскошнее которых ничего не знал. Мой кузен два раза овладел моей сестрой во
влагалище и три раза в зад. Он научил меня, как наслаждаться женщинами, я
попробовал, и попытка убедила меня лишний раз в том, что если природа поместила
в одном месте храм воспроизводства, то не совместила с ним храм наслаждения.
Нимало не раскаиваясь в непоследовательности, я думал лишь о том, как получше
отомстить за прежние почести идолу, которому всегда служил и которого отныне
буду проклинать до конца своих дней. Поэтому девушка больше пострадала от
содомии, нежели от натиска в вагину, и я заметил своему наставнику, что если
род человеческий воспроизводится исключительно через влагалище, тогда природа
не испытывает большой нужды в размножении, потому что предназначила для этого тот
из двух храмов, который обладает столь скромными достоинствами.
После предательских утех мы с Александром обратились к своим
первым удовольствиям. Он насладился своей сестрой на моих глазах, я перед ним
прочистил задницу своей; мы заставили их ласкать себя, мы содомировали друг
друга, мы сплелись все четверо и долго лобзали друг другу зады. Александр
продемонстрировал мне тысячу сладострастных эпизодов, которых я еще не знал по
причине юного возраста, и мы завершили празднество сытной трапезой. Наши молодые
любовницы, окончательно пришедшие в себя и прирученные, предавались радостям
доброй кухни с таким же удовольствием, с каким вкушали наслаждения плоти, и мы
разошлись, пообещав друг другу вскоре встретиться снова. Мы так усердно и так
часто сдерживали данное слово, что живот наших красоток заметно вырос. Несмотря
на мои предосторожности и мою приверженность заднице кузины, оказалось, что
ребенок, которым разродилась Анриетта, принадлежит мне: это была девочка,
которая будет играть большую роль в этой истории. Это событие, скрыть которое
удалось с немалым трудом, окончательно охладило наши чувства к нашим
принцессам.
— Ты по-прежнему тверд в своем намерении относительно
твоей сестры? — спросил меня Александр несколько месяцев спустя, на что я
ответил такими словами;
— Я еще больше хочу отомстить ей самым жестоким образом
за иллюзию, в плен которой заманили меня ее чары; в моих глазах она является
ужасным чудовищем, но если ты влюблен в нее, я смирю свои чувства.
— Кто? Я? — воскликнул Александр. — Чтобы я увлекся
женщиной, которой наслаждался! Разве я не раскрыл тебе свое сердце? Будь
уверен, что оно похоже на твое, поверь мне, что я тоже терпеть не могу этих
девиц, и если хочешь, мы придумаем вместе, как их погубить.
— Дадим друг другу клятву, — добавил я, — и
пусть ничто не помешает нам.
— Согласен, — ответил Александр, — но какое
средство мы изберем?
— Я знаю одно очень надежное: сделай так, чтобы моя
мать застала тебя вместе с моей сестрой, я знаю ее суровость, она придет в
бешенство, и София пропала.
— Как это пропала?
— Ее поместят в монастырь.
— Хорошенькое наказание! Нет, для Анриетты я желаю
чего-нибудь посущественнее.
— Как далеко ты хочешь зайти в своем гневе?
— Я хочу, чтобы она была обесчещена, унижена, разорена,
оставлена нищей; я хочу, чтобы она просила милостыню у моего порога, а я буду с
великим удовольствием отказывать ей.
— Хорошо, — сказал я другу, — в таком случае
я был прав, думая, что превосхожу тебя в этом смысле… Однако ничего пока не
хочу объяснять. Условимся действовать по отдельности, затем расскажем друг
другу о своих делах, и тот, кто окажется искуснее, получит от другого признание
в поражении. Согласен?
— Согласен, — сказал Александр, — но мы
должны еще раз получить удовольствие, прежде чем приступить к делу.
Поскольку моя мать снова отсутствовала, мы устроили
последнюю встречу там же, где состоялась первая. На этот раз мы насладились
такими сладострастными сценами, каких не устраивали до сих пор, и закончили их
тем, что жестоко оскорбили бывших идолов своего культа. Мы привязали их друг к
другу живот к животу и в таком положении в продолжение четверти часа избивали
хлыстами; мы награждали их пощечинами, придумывали для них всевозможные
наказания; одним словом, мы унизили их до последнего предела и дошли до того,
что плевали им в лицо, испражнялись на грудь, мочились в рот и в вагину,
одновременно осыпая их самыми гнусными ругательствами. Они рыдали, мы смеялись
над ними. Мы не усадили их с собой за стол, они прислуживали нам голыми; потом,
заставив их одеться, мы вышвырнули обеих хорошим пинком в зад. Насколько же
скромнее вели бы себя женщины, если бы знали, в какое рабство толкает их
либертинаж!
[37]
Поскольку мы обещали друг другу действовать раздельно, я
потерял Александра из виду приблизительно на шесть недель и воспользовался этим
временем, чтобы расставить вокруг несчастной Софии все батареи, действие которых
вы скоро увидите сами. Моя сестра, будучи очень темпераментной от природы, с
той же легкостью уступила домогательствам одного из моих друзей, с какой
отдалась моему кузену, и с этим другом я ее и застал. Не буду описывать вам
ярость матери, скажу лишь, что она была ужасна.
— Ты должна опередить ее действия, — сказал я
Софии, — поторопись, ты попадешь под замок, если не воспользуешься моим
—советом; избавься от этого чудовища, попытайся покончить с этим докучливым
аргусом, а я дам тебе верное средство.
Растерянная София поколебалась и наконец сдалась. Я
приготовил роковой напиток, сестра подставила его матери, и та свалилась на
пол.
— О святое небо! — вскричал я, с шумом влетая в
комнату. — Матушка… что с вами? Это наверняка дело рук Софии, этого
бездушного чудовища, которому грозил ваш справедливый гнев… Вот как отомстила
она за ваши спра— ведливые нарекания. Пусть же она поплатится за свое
преступление. Я раскрыл его, надо арестовать Софию! Надо наказать виновницу
чудовищного убийства, пусть она погибнет, пусть отплатит кровью за смерть моей
матери.
Именно с этими словами я представил пришедшему комиссару яд,
найденный в комнате сестры и завернутый в ее белье.
— Неужели и теперь могут быть какие-то сомнения,
сударь? — продолжал я, обращаясь к представителю закона. — Разве
преступница не изобличена? Для меня ужасно, что приходится выдавать свою
сестру, но я предпочитаю, чтобы она умерла, чем носила на себе печать
бесчестия, и нисколько не колеблюсь между прекращением ее дней и опасными
последствиями безнаказанности. Исполняйте свой долг, сударь, я буду
несчастнейшим из людей, зато мне не придется упрекать себя в преступлении этой
злодейки.
Потрясенная София бросила на меня ужасный взгляд, она хотела
что-то сказать, но ярость, боль и отчаяние помешали ей; она рухнула без чувств,
ее унесли… Судебная процедура прошла как обычно, я пришел в суд, подтвердил
свое заявление. София пыталась возложить вину на меня, объявить меня автором
этого смертоубийства. Моя мать, которая была еще жива, приняла мою сторону и сама
обвинила Софию; она рассказала о ее поведении: какие еще доказательства были
нужны судьям? Софию приговорили к смерти. Я помчался к Александру.
