Они встречались еще несколько месяцев, прежде чем он признался, что владеет большим состоянием, но это сообщение, к его удивлению, оставило ее равнодушной. Он и сам уже пришел к выводу, что деньги у нее водились, и немалые для человека, не владеющего собственным, хорошо поставленным бизнесом. Но если эта странность его порадовала, то остальные скорее огорчили.
Он долго не мог понять, что ему напоминает поведение Татьяны, пока однажды не догадался внезапно: его собственное. Она вела себя как мужчина, отягощенный кучей дел и урывающий для встречи с партнером редкие минуты свободного времени. Сначала это даже забавляло Говорова, потом стало нравиться — необременительные отношения с умной, красивой и загадочной женщиной, чего еще можно желать?
Вскоре оказалось, что можно. Александр впервые в жизни захотел жениться, завести семью, видеть Татьяну каждый день, каждую минуту, не расставаться с ней ни в будни ни в праздники, но пока эта его мечта оставалась несбыточной. Она приходила, когда хотела, и уходила, когда хотела. Как-то в порыве злости он заявил, что расстанется с ней раз и навсегда, если она не собирается играть по его правилам, и Тото легко согласилась. Они не виделись около двух месяцев. За это время Саша похудел на пять килограммов, осунулся, возненавидел всех и вся и взвыл от тоски. Получив прощение, он охотно признал право Татьяны вести себя как ей заблагорассудится, только бы она была рядом. Нельзя сказать, что такое положение вещей ему нравилось, но он боялся потерять ее навсегда. Впрочем, молчать тоже было свыше его сил.
— Кто любит твердить, что опыт суть сумма накопленных ошибок? Ладно-ладно. Если тебе так хочется — разве я против? Давай поработай у меня, нам такого сотрудника, как ты, днем с огнем искать нужно. Будем ездить вместе на встречи с иностранными клиентами. Кстати, я давно предлагал сделать тебя партнером. В чем проблема?
Она усмехнулась:
— В том, родной, что это твое дело, нажитое тяжким и непосильным трудом, — и даже куртка замшевая… три. Только твое. И я никогда не посягну ни на сотую долю. Мы же договаривались: помочь — всегда пожалуйста, но никаких совсем уж общих дел. — Она обняла его за предплечье и прижалась щекой. — Ты у меня финансовый гений, и пятые колеса в телеге тебе ни к чему. Не принимай близко к сердцу, Сашенька, я там покручусь от силы два месяца. Ну три. Могла бы и не говорить, но не хочу, чтобы ты узнавал случайно и впопыхах.
— Только этого не хватало!
Татьяна потерлась носом о рукав его пиджака. Он вспомнил, как в самый первый раз обрадовался этому ее движению, но и испугался за дорогущий пиджак, думая, что на нем могут остаться следы от косметики. Это потом он узнал, что никаких тональных кремов или пудры она не признает, и ослепительно-белая, матовая кожа — подарок природы, а не ухищрения визажистов. И, вспоминая о том дне, всегда испытывал тайную неловкость за ту свою глупую и стыдную мысль. Теперь ему было плевать на любые пиджаки и костюмы — только бы она делала, что хотела, и была счастлива с ним. Хочет работать, пусть работает, хотя он не в силах был понять, зачем ей это нужно. Ей — успешной художнице, вполне состоятельной и состоявшейся женщине, у которой всегда хватает щедрых заказчиков.
— У нас есть гораздо более приятная и завлекательная тема для беседы… — примирительно начала она.
— Опять мы о работе, — произнес он в ту же секунду. — Сегодня я хотел говорить с тобой совсем о другом…
Они запнулись на полуслове, заговорщицки переглянулись и озорно рассмеялись.
— Три года, — сказала она, отдышавшись. — Целых три года, даже не верится.
— Всего три года, — очень торжественно и серьезно поправил он. — А я бы хотел провести с тобой целую жизнь.
— Мы с тобой просто младенцы — трехлетние. И по сему знаменательному поводу у меня есть маленький сюрприз. Дома.
— Я знаком с тобой три года, — не унимался Александр. — Я хочу на тебе жениться и воспитывать с тобой детей, которые будут похожи на тебя. А ведь я ничего, кроме этого, о тебе и не знаю. Ну почти ничего.
— Хорошенькое ничего! Ты выучил наизусть мои детские фотографии и, по-моему, подбираешься к школьным сочинениям.
— А что мне остается?
— Наше общее прошлое. Согласись, немало.
* * *
Звонок был нетерпеливый и настойчивый. Он выдавал в звонившем человека резкого, грубоватого, не привыкшего считаться с окружающими. И к тому же человека при исполнении служебных обязанностей. Ибо даже самый застенчивый и скромный обитатель планеты Земля, облеченный полномочиями, и плечи расправляет, и спину держит ровнее, и басит солиднее. Государственная служба обещает толику власти и обязательно дает ее, пусть и эфемерную, призрачную.
Двери открыл Геночка, как водится не полюбопытствовав, кто это изволил прозвенеть немузыкальную трель, но к нему, словно два эсминца на помощь линкору, уже приближались Капа и Липа, и глаза их сверкали, будто у сестер горгон — Сфено и Эвриалы. В ту секунду, когда некто собрался перешагнуть порог квартиры, старушки выросли за спиной у Геночки, тем самым отрезав ему путь к отступлению и мешая посторониться. Посетитель оказался заблокированным у входа и обиженно уставился на единственного представителя сильного пола, ожидая от него поддержки и солидарности. Напрасно. В этом доме царил матриархат, и любые поползновения мужчин как-то изменить сложившуюся ситуацию пресекались жесткой и твердой рукой.
Когда бы милейшие дамы давеча, в нотариальной конторе, не были так сильно заняты прогнозом Гидрометеоцентра, то наверняка опознали бы сегодняшнего посетителя. А если бы Олимпиада Болеславовна время от времени включала в коридоре свет, а не полагалась на годами выработанную навигационную систему, то узнала бы в нем неловкого и невоспитанного воришку, смывшегося при ее появлении.
Правда, теперь на нем были потертый джинсовый костюм ярко выраженного китайского производства, темные стоптанные мокасины и кричащая футболка с надписью: «Бэтмен навсегда!», странно смотревшаяся на взрослом мужчине. Прическа была никакая — короткая и небрежная. К тому же виски его слегка серебрились, а нос украшали очки в пластмассовой громоздкой оправе. Словом, это был самый среднестатистический из всех среднестатистических горожан — типичных потребителей условной потребительской корзины. В руках он держал добротный букет гвоздик и большой торт, сделанный, похоже, на заказ и перевязанный пышной лентой.
Поняв, что в квартиру его приглашать не станут, мужчина откашлялся и спросил:
— Татьяна Леонтьевна Зглиницкая тут живет? У меня для нее…
Геночкин мозг только-только собрался послать сигнал лицевым мышцам, чтобы они открыли рот, и речевому центру, чтобы поведать посыльному все сведения про Татьяну Леонтьевну, когда Капа и Липа уже совершили потрясающий по своей слаженности и точности маневр. А именно — Капа схватила Геночку под руку и увлекла куда-то вглубь квартиры, щебеча только что придуманную легенду о кране, который потек так, что просто жуть, — что Гена в него уронил? (Справедливости ради стоит заметить, что легенда не блистала оригинальностью сюжета, но что поделать — и Геночка не блистал разнообразием провинностей.)
