— Ничего удивительного, — пожала плечами Татьяна. — Это была остроумная идея, но что нового вы могли рассмотреть на фотографиях собственной квартиры?
— А вот это мы сейчас и узнаем, — заметила Капа, подсовывая Тото кипу снимков.
Татьяна честно принялась их рассматривать и раскладывать на поверхности стола; Липа и Капа постепенно отодвигали и убирали по одному предметы, освобождая ей место. Со стороны это стало похоже на какую-то малоизвестную игру со сложными правилами.
— Авантюристки, джентльменки удачи, — осуждающе забормотала она себе под нос. — Так рисковать. А если бы он был вооружен? А если бы он вас обнаружил?
— Мы находились под охраной двух мужчин, — важно сообщила Капа.
— Кстати, — строго сказала Тото, — и втянули в эту аферу безответных и беззащитных мужчин. Что усугубляет вашу вину.
— Они принимали участие в обсуждении, — возмущенно запротестовала Липа. — И сами согласились.
— Ага! Я себе представляю, что бы было, если бы они вдруг решили отказаться.
Она вгляделась в своеобразный пасьянс из снимков, внезапно начала перекладывать их с удвоенным рвением, какие-то отбрасывала в сторону, другие, напротив, лихорадочно разыскивала в отложенной уже куче.
— Возможно, я и ошибаюсь, но мне кажется, что кое-что я обнаружила. Тетушки мои, возможно, я возводила на вас напраслину, а на самом деле вы гении…
— Я же говорила! — торжествующе молвила Капитолина Болеславовна, выпрямляясь, как человек, которому только что сообщили, что ему ставят прижизненный бюстик на родине и хотят уточнить, где он эту самую родину желает видеть. — «Большое видится на расстояньи».
— И маленькое, оказывается, тоже. — Тото задумчиво покусывала кулачок. — Вот если положить их именно так. Вам ничего не кажется?
Старушки дружно надели очки и принялись вдумчиво изучать предложенную композицию. Сзади дробной рысью подскочили Геночка и Аркадий Аполлинариевич, подтвердив тем самым печальное мнение о том, что они все это время подслушивали под дверями, и тоже начали высматривать нечто необычное, вытягивая шеи и выглядывая из-за голов старушек и Татьяны. Наконец Аркадий Аполлинариевич пробасил:
— Сдаемся.
— Пораженец! — обвинила его Олимпиада Болеславовна.
— Смотрите, — показала Татьяна, — что общего на всех этих кадрах?
— Печи, — проницательно ответил Геночка.
— А если мы внимательно рассмотрим вот эти вот узоры?
— Позвольте, — воскликнул Аркадий Аполлинариевич, — так ведь вот эти плитки похожи на фрагмент одного рисунка. И вот, и вот. А это должно лежать здесь.
— Главное — найти плитку с полным узором. Или я начиталась каких-нибудь детективных романов?
Капа уже ворошила фотографии:
— Кажется, тот, кто занимался строительством нашей квартиры, читал что-то очень похожее.
* * *
Андрей, сонный, уставший, но счастливый и переполненный впечатлениями настолько, что заснуть все равно не мог, приплелся в офис, где весьма скоро понял, что дела его никоим образом не волнуют. Он спрятался у себя в кабинете, во второй его части, о которой знали только посвященные. Здесь стояли уютный диван, бар, журнальный столик с креслом, телевизор с магнитофоном, а также находились душ, крохотная, но уютная кухонька и небольшой гардероб с джентльменским минимумом одежды.
Там его и обнаружил господин Касатонов, выглядевший, не в пример другу и шефу, сердитым и озабоченным.
— Ну что, — сказал Мишка, падая в кресло, — вроде все дела утряс, все проблемы перетер.
— Обсудил, — лениво, без энтузиазма, сказал Андрей.
— И не обломно тебе все время меня исправлять? — обозлился Миха. — Макаренко, блин. У меня разговор есть. Что ты будешь с Маришкой делать, Макаренко?
Андрей понял, что никто ему не позволит погрузиться в роскошную негу воспоминаний, и сел на диване, обхватив руками голову.
— Она тебя что, наняла адвокатом? Который раз ты твердишь одно и то же. Не знаю я, что буду делать. Расставаться буду. Нет у нас общего будущего, и никогда не было. И я ей, между прочим, ничего не обещал.
— Ты что теперь, как собачонку приблудную, ее выставишь?
— Я же ее не с улицы подбирал, — отрезал Андрей. — Наверное, она где-то жила. Или ты думаешь, что ее, как Снегурочку, за пару часиков слепили?
— Ой ли? — Мишка вскочил с кресла и заходил по комнате. — Жила? Ты что, не знаешь, каково ей дома приходилось?
— Ну, куплю ей квартиру, — равнодушно пожал плечами Трояновский. — Наверное. Денег дам, а там пусть на работу устраивается.
— А что она умеет делать? Куда ты ее устроишь?
Спокойный и выдержанный обычно Андрей наконец взорвался. После тишины, нежности, покоя и абсолютного умиротворения, которые принесло пробуждение в объятиях любимой и необыкновенной женщины, претензии старого друга и бывшей любовницы казались ему не только чрезмерными, но и просто утомительными. Он чувствовал себя так, будто стая изголодавшихся комаров слетелась на него, звеня от радостного возбуждения, что нашлось, чью кровь попить. И хотелось отмахнуться от них, назойливых, требовательных, жадных, и сбежать к Тото — туда, где никто ничего не требует, а только дарит счастье с царской щедростью и простотой.
— А почему ее должен устраивать именно я?! — повысил он голос настолько, что Касатонов отшатнулся. — Я не понимаю, а как живут остальные. Ну те, которые еще не успели сесть ни на чью шею. Или я по жизни буду решать проблемы бедной девочки, потому что она слабая и беззащитная? Или потому что я ее время от времени…
Обычно во время таких споров Мишка отступал, стараясь не сцепиться с другом и не рассориться с ним. Способный ввязаться в серьезную склоку вплоть до драки с любым другим человеком, он настолько ценил дружбу с Андреем и, чего греха таить, финансовые выгоды, из этой дружбы проистекающие, что умудрялся вовремя остановиться. Но тут он уперся, набычился и сдаваться не собирался.
— Ты брал на себя какие-то обязательства, — напомнил он, стараясь не сорваться на крик.
— Слушай, — удивился Трояновский, — ты прямо как патер католический. Откуда вдруг этот избыток сострадания? У тебя с ней что-то было? Так прямо и скажи.
— При чем тут это? — растерялся Касатонов. — Было, не было… не было ничего. Такое скажешь! Просто девка ко мне бегает плакать в жилетку, так уже жилетки сушить не успеваю. И все просит, чтобы я тебя вразумил, поговорил о ваших отношениях. — И он описал руками замысловатую фигуру в воздухе, пытаясь проиллюстрировать эти самые отношения. — А я что? Я к ней привык уже — все не чужой человек: три года изо дня в день встречаться. Да и неплохая она девчонка. Добрая, не такая чтоб слишком жадная. Хорошенькая, посмотреть приятно. Простая. А эта твоя меня пугает.
— Чем? Ты же ее и не знаешь совсем.
