— Я все не могла придумать, как тебе это рассказать.
— А что тут еще можно рассказывать? — усмехнулась Тото. — Ты позволишь, я заберу их с собой?
Глава 12
Андрей открыл двери и остановился на пороге, пытаясь изобразить на лице серьезное и деловое, но вполне приветливое выражение. Однако глупая счастливая улыбка предательски не хотела исчезать и то и дело мелькала на его губах. Трояновский хотел как можно быстрее поговорить с Мариной, и сияющая физиономия тут была совершенно неуместна. Наконец он совладал с собой, снял легкий пиджак цвета «шампань», аккуратно повесил его на тремпель и крикнул в глубину квартиры:
— Марина! Ты дома?
Подруга появилась из спальни. По-домашнему одетая в милый спортивный костюмчик, ненакрашенная, волосы стянуты в тугой пучок на затылке. Спокойная, мило улыбающаяся, уверенная. Ожидавший слез и упреков, Андрей насторожился, увидев ее приветливое выражение.
— Я все время дома, — сказала она. — Почти.
— Ты не звонила, — забормотал молодой человек, — я думал, ты обиделась и, по обыкновению, ночуешь у подруги.
Ей все-таки удалось сбить его с избранного тона. Ее доброжелательность и кротость спутали ему карты, наступательная тактика при таком раскладе казалась глубоко неправильной: неприлично ругаться с человеком, который не сделал тебе ничего плохого. На сей раз в их дуэте лидировала Марина, и Трояновский не понимал, как себя вести.
— Нет, я не обиделась, — все так же приветливо сказала подруга. — А не звонила, во-первых, потому, что не хотела мешать тебе: ты ведь был занят? А во-вторых, я сама была занята. Очень.
И тут он наконец сообразил, что она уже все поняла, но не собирается отступать и что ему предстоит гораздо более серьезное и тяжелое испытание, нежели он мог себе представить. Впрочем, Андрей все еще желал расставить точки над «i», а потому посуровел и плотнее сжал губы. Марина заметила перемену в нем, но не испугалась и в истерику, вопреки обыкновению, не впала.
Они вышли на кухню.
— Ужинать подавать? — спросила девушка, открывая холодильник.
— Спасибо, — ответил он холодно, — не нужно. Я сыт.
— Хорошо. А чай ставить?
— Почему бы и нет… У нас новости?
— Да, — улыбнулась она, хлопоча у плиты, — ты верно догадался. У тебя есть время и силы выслушать меня?
— Думаю, нам необходимо кое-что обсудить, — обрадовался Трояновский, что разговор потек по нужному руслу.
— Я рада, что ты наконец созрел для серьезного разговора. — Марина села возле стола, взяла его за руку. — Потому что я не хотела впопыхах обсуждать такую важную тему.
Андрей отстранился от нее, пытаясь вглядеться в лицо подруги и понять, что она имеет в виду.
— Я тебя правильно понял? Ты решила…
Марина лучезарно улыбнулась:
— Честно говоря, не думаю. — Она сделала многозначительную паузу. — Дело в том, Андрюша, что у нас с тобой будет ребенок.
Андрей поперхнулся и застыл на месте, обратившись в каменное изваяние, которое только и могло, что растерянно хлопать глазами. Если бы на месте подруги он увидал Медузу Горгону, то и тогда эффект не смог бы превзойти теперешний. Он еще не вполне осознал масштабы происшедшего, но в ушах набатным звоном уже гремело одно только слово: «катастрофа».
* * *
В выходные на Крещатике перекрывают движение, и многочисленный люд охотно вкушает радости прогулок по пешеходной зоне. Здесь обычно допоздна работают палатки, продающие мороженое, прохладительные напитки и глинтвейн, а также всевозможные фургончики с аппетитными блинами, печеной картошкой, рыбой и птицей, запеченными в гриле; лотки и раскладки со всякими забавными штучками и игрушками. Улица ярко освещена, завлекательно сверкают витрины, и толпы праздного народа наслаждаются последними часами свободы перед долгой и утомительной трудовой неделей.
В потоке незнакомых людей, да еще и в темное время, сложно выделить кого-то одного. И уж тем более невозможно инкриминировать этому одному злостное нарушение границ твоего личного пространства. Идет человек по улице, что в том дурного?
Татьяна бездумно помахивала портфельчиком, продвигаясь в сторону Музейного по сложной траектории. То остановилась у киоска с газетами, то минуты три рассматривала фигурки из стекла; затем выпила стакан глинтвейна в одной из палаток и не отказала себе в удовольствии сравнить вкус оного напитка с его собратом в другой палатке. Постояла у витрины со шляпками. Словом, проводила время вполне весело и беззаботно. Разве что человек, хорошо ее знающий, удивился бы внезапному интересу к шляпкам такого вида и качества, какие в обычном состоянии она обошла бы десятой дорогой.
Следить за ней на сей раз оказалось легко. Валерий уже предвкушал, что реабилитирует себя в глазах шефа и тот сменит гнев на милость. В уме помощника сложился легкий и ненавязчивый текст отчета; он удостоверился, что ему предстоит довести ее до Музейного, и вряд ли в последние пятнадцать минут (ну полчаса, если она будет продолжать прогулку таким же манером) его ждут какие-то особенные сюрпризы.
И в этот момент, грубо нарушив его мечты, Татьяна резко свернула с Крещатика в сторону площади, нырнула в «Макдоналдс», пристроилась в небольшую очередь и купила себе пакет жареной картошки.
Тут Валерий совершил свою первую ошибку, не оставшись поджидать на улице, а зайдя следом за ней. В его оправдание можно сказать только, что этот ресторанчик имел целых три выхода на разные улицы, и потому наблюдатель решил зря не рисковать.
Он встал в очередь, но Татьяна не присела за освободившийся столик, а вышла через боковой выход, чем немало удивила Валерия: он не мог сообразить, куда она направила свои стопы. Впрочем, раздумывать долго не имело смысла — и он пулей вылетел за ней. В отличие от центральных улиц, эти были освещены из рук вон плохо, и если в ста метрах отсюда все сияло и переливалось, то тут царила темнота. И в этой темноте потерять «объект» ничего не стоило.
Представив себе, что она снова обвела его вокруг пальца и пару часов спустя ему предстоит объяснять одноглазому, где, как и почему он на сей раз упустил Татьяну, Валерий запаниковал. Он засуетился, забегал по пустой улице, не зная, куда податься. Резкие повороты узкой улочки с красноречивым названием Малая Подвальная могли запутать и аборигена. Валерий же, увы, плохо ориентировался на местности, и потому его перемещения были еще более хаотичными и бестолковыми. И ни единой живой души, у которой хотя бы стоило попытаться выяснить, не видели ли очаровательную молодую женщину в деловом костюме и с портфельчиком.
Набегавшись, Валерий остановился у витой ограды, отделявшей улицу от маленького скверика с беседкой, качелями и огромным ухоженным газоном. Трудно сказать, что испытал наблюдатель, услышав тихий призывный свист и обернувшись на него: облегчение или испуг. Ибо подзывала его к себе не кто иная, как Татьяна, которая оккупировала качели и теперь покачивалась на них — «скрии-ип, скрип».
