Эжени, подойдите-ка сюда и выставьте свой зад рядом с
материнским, я хочу сравнить ваши жопы. (Эжени повинуется.) Видит Бог, что ваша
прекрасна, моя дорогая, но и жопа мамаши ещё совсем недурна... пока... через
пару минут я позабавлюсь, ебя вас обеих... Огюстэн, подержи-ка мадам.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - Господи помилуй, это же насилие!
ДОЛЬМАНСЕ, (продолжая выполнять задуманное и начиная
выжопливать мамашу.) - Вовсе нет, нет ничего проще!.. Глядите, вы его едва
почувствовали!..
Ясно, что ваш муж частенько ходил этой дорожкой. Твой черёд,
Эжени... Да, не сравнить... Ну, вот, я доволен, мне просто хотелось размяться,
чтобы войти в форму... ну а теперь установим нужный порядок. Прежде всего,
сударыни, вы, Сент-Анж и вы, Эжени, извольте вооружиться искусственными хуями,
чтобы по очереди всаживать их ей изо всех сил то в пизду, то в жопу. Шевалье,
Огюстэн и я, действуя нашими собственными членами, будем сменять вас в нужный
момент. Начну я, и как вы можете догадаться, я опять засвидетельствую почтение
её жопе. В течение наших игр, постепенно, каждый волен решить для себя, какой
пытке он хочет её подвергнуть, но имейте в виду, что её страдания должны
нарастать постепенно, чтобы не убить её раньше времени... Огюстэн, милый мой
мальчик, выеби и тем утешь меня ведь я обязан ебать в жопу эту старую корову.
Эжени, позвольте мне целовать ваш прекрасный зад, пока я ебу
вашу мамочку, а вы, мадам, приблизьте ваш, чтобы я мог его потискать...
по-сократовски.
Когда ебёшь в жопу, ты должен быть окружён стеной из жоп.
ЭЖЕНИ. - А что вы собираетесь делать с этой сукой, друг мой,
когда вы начнёте изливать сперму?
ДОЛЬМАНСЕ, всё это время играя хлыстом. - Самое
естественное, что может быть: вырывать из ляжек щипцами волосы и куски мяса.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ, понимая, какие страшные муки её ожидают,
- Чудовище!
Преступник! Он изуродует меня!.. О, Боже милостивый!
ДОЛЬМАНСЕ. - Не взывайте к нему, голубушка, он останется
глух к вашим мольбам, как и к мольбам прочих: никогда это всемогущее существо
не ввязывалось в дело, суть которого - просто жопа.
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. - О, как мне больно!
ДОЛЬМАНСЕ. - Как удивительна несовместимость человеческих проявлений!..
Ты страдаешь, моя возлюбленная, ты плачешь, а я вот
кончаю... о, блядища!
Я бы тебя придушил, если бы я не хотел оставить это
удовольствие для других. Она твоя, Сент-Анж. (Госпожа Сент-Анж ебёт её
искусственным членом в жопу и в пизду и также наносит ей несколько ударов
кулаком. Затем шевалье шествует по обеим дорожкам и, кончая, влепляет ей
пощёчины. Следующим приступает Огюстэн, он действует подобным же образом, а в
конце щиплет её и бьёт кулаком. Пока происходит эта битва, снаряд Дольмансе
перелетает из жопы одного участника в жопу другого, и Дольмансе поддерживает
всеобщее возбуждение своими речами.) Ну-ка, прекрасная Эжени, поебите свою
мать, прежде всего в пизду.
ЭЖЕНИ. - Идите, милая матушка, я буду вашим мужем. Этот
вроде побольше, чем у вашего супруга, не так ли? Ничего, он влезет... О,
мамочка, дорогая, ты плачь, кричи, громко кричи, когда тебя ебёт дочка!.. А вы,
Дольмансе, ебите меня в жопу!.. Ну, вот, я одновременно совершаю кровосмешение,
адюльтер и содомию - я, девушка, потерявшая невинность только сегодня. Вот это
прогресс, друзья мои!.. С какой скоростью я продвигаюсь по тернистой тропе
порока!.. Да, я погибшая девушка!.. Ты, кажется, кончаешь, матушка...
Дольмансе, посмотрите на её глаза, она кончает, не правда ли?.. Ах, блядь, я
научу тебя, как развратничать!..
Ну, сука, а как тебе это нравится? (Она сжимает, щиплет,
скручивает груди матери.) О, еби меня Дольмансе... еби, мой дружок... я умираю!
(Кончая, Эжени обрушивает на груди и бока матери десять-двенадцать сильных
ударов.)
Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ, (близкая к обмороку.) - Пощадите меня,
молю вас...
мне... мне плохо... я теряю сознание... (Госпожа де Сент-Анж
хочет ей помочь, но Дольмансе останавливает её.)
ДОЛЬМАНСЕ. - Погодите, оставьте её, нет ничего
сладострастнее, чем любоваться женщиной в обмороке. Мы похлещем её, и это
приведёт её в сознание... Эжени, ложитесь на тело вашей жертвы... я хочу
убедиться в несгибаемости вашей воли. Шевалье, поебите её на теле матери,
лежащей в беспамятстве, и пусть Эжени дрочит нас - Огюстэна и меня -
одновременно, обеими руками. А вы, Сент-Анж, дрочите её, пока её ебут.
ШЕВАЛЬЕ. - Вообще говоря, Дольмансе, то, что вы заставляете
нас делать - ужасно. Мы надругаемся не только над Природой и небесами, но и над
святыми законами человечности.
ДОЛЬМАНСЕ. - Ничто меня так не веселит, как тяжёлые приступы
добродетели у шевалье. Но, из всего, что мы делаем, в чём, чёрт побери, он
усматривает какое-либо надругательство над Природой, небесами и над
человечеством? Друг мой, именно Природа наделяет распутников убеждениями,
которые они претворяют в жизнь. Я уже тысячу раз говорил вам, что для
идеального поддержания равновесия Природа нуждается то в пороках, то в
добродетелях и внушает то одно желание, то другое, согласно своим надобностям,
так что мы вовсе не делаем зла, уступая этим желаниям, какими бы они ни были. А
что касается небес, мой дорогой шевалье, прошу вас, не надо их страшиться: есть
единственный двигатель в этом мире, и этот двигатель - Природа. Чудеса, а
вернее, физические явления этой матери человеческого рода по-разному
толковались людьми и обожествлялись ими, принимая тысячи образов, один
причудливее другого. Обманщики и пройдохи злоупотребляли легковерием ближних и
потворствовали их нелепым грёзам. Вот что шевалье именует небесами и над чем он
боится надругаться!.. Он также считает, что мы надругаемся над законами
человечности, позволяя себе сегодня эти мелочи и глупости. Заруби себе на носу,
мой трусливый простачок: то, что дураки называют человечностью, есть не что
иное, как слабость, порождённая страхом и эгоизмом. Эта фальшивая добродетель
порабощает только немощных людей, и она неведома тем, чей характер сформирован
стоицизмом, храбростью и философией. За дело, шевалье, за дело и не бойся
ничего. Даже если мы истолчём эту блядь в порошок, в этом не будет никакого
преступления. Человеку невозможно совершить преступление. Когда Природа внушает
человеку неотвратимое желание совершить злодеяние, она предусмотрительно делает
для него невозможными те действия, которые могли бы помешать её работе или
противоречить её воле. Будь же уверен, мой друг, что всё остальное вполне
допустимо, ибо она не настолько глупа, чтобы позволить нам причинить ей
неудобство или вносить беспорядок в её деятельность. Мы - слепые орудия её
желаний, и если бы она пожелала уничтожить мир в огне, то единственным
преступлением было бы оказывать ей сопротивление. Все преступники на земле - не
что иное, как послушные исполнители её капризов... Итак, Эжени, ложитесь.
Но что я вижу?.. Она бледнеет!
ЭЖЕНИ, ложась на свою мать. - Бледнею? Я? Господи, вовсе
нет! Скоро вы увидете, что совсем наоборот! (Ложится в нужную позу. Госпожа де
Мистиваль по-прежнему в обмороке. Когда шевалье спускает, группа распадается.)
