Все.
Йялл выполз на край каменной площадки, с трудом сохраняя беззвучность перемещения. Лапа подламывалась, от потери крови мутило. Две парализующие иглы в спине, к счастью рассчитанные на людей, тоже добавляли проблем, ухудшая координацию движений. Литтарим стоял рядом, но смотрел туда, где гролл был две секунды назад. Горожанин, спасибо ему за эту беспечность, леность в саморазвитии… Одно движение лапы – и он уже отдыхает. Сработал оттренированный годами самоконтроль: у задержанного обморок, нет ни переломов костей, ни даже сотрясения мозга. Значит, он, Йялл, не худший из учеников Риана. Научился в совершенстве контролировать своего зверя. Даже раненого и разъяренного, даже ослепленного местью за давнюю и новую боль…
Гролл перехватил зубами стэк, слабенько, едва заметно, мигающий меткой «разряжен». Отнес в мобиль, запихнул под кресло неловкими дрожащими лапами. Правая совсем одеревенела, даже когти не втягиваются, клацают по камням. Надо ведь вернуться, притащить айри и сунуть в грузовой отсек. Носом нажать красную кнопку. Как темно вдруг стало… Зрение явно шалит.
– Дежурный транспортного коридора двенадать-семнадцать Рой Орри, – вежливо, но с явным беспокойством отозвался парнишка.
Еще бы! Два вызова за смену на его трассе, одной из самых отлаженных и благополучных. Как же хорошо, что рядом город стаи! Можно все объяснить и в этом облике.
– Р-ры, – коротко пожаловался Йялл.
– Мне семь минут лету, – мгновенно отозвался незнакомый малыш Рой. – Ведь так и знал: этот айри затевает нехорошее! Продержишься?
Йялл прикрыл глаза. Как будто у него есть выбор… Каждую совершенную глупость приходится оплачивать болью, особенно в мире людей. Эта глупость была сокрушительной. И полезной – за такой опыт не жаль и расплатиться. Совершенно новое знание и новый подход к вопросу о гибели матери… Если стэк можно переподчинить, тем более мгновенно, нет смысла во всем прежнем расследовании. Нет даже намека на логичность в рассуждениях. Он подозревал в организации покушения на родителей тех, кто имел право на ношение оружия. Следовало искать иных – умудрившихся обойти систему.
Мальчишка примчался через шесть минут. Чуть не разбил длинный и не приспособленный для посадки в скалах высотный мобиль, втискивая его в расщелину со всего хода, без предварительного торможения. Открыл люк тоже еще до полной остановки – и для кого только пишутся инструкции? Выпрыгнул, перекатился через голову, гася остаточную инерцию. С ходу вцепился в сознание, оттягивая на себя боль, рыча от тяжести полного со-чувствия раненому, но не ослабляя контакта, хотя на глазах выступили слезы.
«Прямо блаженство – быть стайным», – вздохнул Йялл. Его уже лечат. Сразу понятно: крепко стоящий на лапах, вполне взрослый волвек этот Рой Орри. Молча деловито работает, без людских глупостей типа «вас следует поместить в госпиталь». Или, хуже того, «два кубика в вену, завтра поговорим, пока что надо срочно снять шок». Незнакомый до нынешней ночи Рой управляется проще. Остановил кровотечение. Влил плазму – от души, с запасом. Излишек пригодится для восстановления тканей. Жидкая кожа уже обжигает спину.
Как хорошо быть живым. Возвращаться. Взбираться все выше по древней тропе, ведущей от примитивной дикости первичных рефлексов и инстинктов к современному и полноценному духовному развитию, к разумности… Выживает в бою зверь. Но за его действия всегда отвечает волвек. Зверь силен и способен сотворить непоправимое… Именно поэтому встать на лапы способен лишь тот, кто осознает себя целиком.
Йялл блаженно вздохнул. В очередной раз живучесть гролла позволила оплатить глупость, научиться новому – и уцелеть. Зрение в норме, цвет вяленько, но воспринимается. Нюх отключился, и надолго, он вторичен при регенерации. Зато слух постепенно освобождается от нудного звона крови в ушах. Сознание тихо наслаждается. Пальцы парнишки гладят виски, раскладывая бремя боли на двоих.
– Я вызвал сменщика и освободил свое время, – сказал Рой, устало опираясь о стенку мобиля. Боль он принимает честно, не щадя себя. – Куда тебя отвезти? Не напрягайся, понял: Академия. Лежи, сам управлюсь. Я же из службы контроля трассы, полномочия имеются. Сейчас задублирую управление твоего мобиля на свой – и двинемся. Полет займет четыре с половиной часа – я понял, что особой спешки нет, график движения на трассе ломать не стану. Ты пока осторожненько перебирайся в мой высотник, он семиместный, люксовый. Там полный холодильник клубники, представляешь? Угощаю…
Глаза у парня рыжие, бешено-веселые. Ему – и видно, и ощущается всей шкурой – нравится внезапно свалившаяся на плечи ответственность за спасение старшего. Экий самостоятельный, приятно… Йялл улыбнулся своим мыслям, вытесняющим из сознания боль и слабость едва живого тела. Тяжело поднялся на три дрожащие лапы. Поковылял к высотнику, не наступая на четвертую, окончательно онемевшую. Пронаблюдал, как широченное пассажирское кресло для него разъезжается в плоскую кровать. Заполз, прикрыл глаза и насторожил уши. Мальчишка делал все правильно и быстро. Намерения и советы ловил до того, как они облекались в самое короткое командное рычание. Притащил бессознательного айри, мешком свалил в дальнее кресло и плотно связал, а затем закрепил ремнями. Обыскал, снял все, что может являться прибором или приспособлением для контроля – вплоть до шейного медальона. Вкатил Литтариму для страховки от новых неожиданностей двойную дозу снотворного. Принес стэк, побегал по окрестностям. Виновато показал сильно оплавленный уголок формкристалла удостоверения шеф-инспектора. И клок кремовой замши. Третья куртка за сезон! Йялл раздраженно заворчал. Не зря в том магазине его встречают как любимого клиента. Не пропадут остатки прошлогодней коллекции.
– Отдохни, – посоветовал Рой. – Я разбужу через три часа. Сливки взобью, клубнику своевременно извлеку из холодильника, она как раз дойдет до комнатной температуры.
Йялл согласно вздохнул, уложил голову на лапы. Без звука позволил накрыть себя одеялом с подогревом. И даже не возразил против укола универсальной питательной сыворотки, неизбежно вызывающей сон. Все правильно. Не может ведь он явиться в Академию гроллом! Надо спешно восстанавливаться до состояния, допускающего трансформацию.
Снов Йялл не видел, но небытие не тяготило пустотой. Первые лет пять своей жизни на Релате, одиночкой, он плохо отдыхал, погружаясь каждую ночь в черный ил потерянности – плотный, скользкий, не дающий опоры и какой-то мертвый. Вокруг – ни единого говорящего сознания, яркого, выразительного и в то же время деликатного. Только люди, глухие к невысказанному вслух. Глухие – и назойливо, бесстыдно шумные… Не умеющие себя огородить, распыляющие в пространство гнев, презрение, похоть, усталость, пьяный угар веселья, беспричинную депрессию и подавленность. Неприятно и неловко было их читать: словно в щель подсматриваешь. Приходилось учиться ставить усиленный эмоциональный фильтр, так принято называть технику самоизоляции. По неопытности этот барьер отнимал много сил, требовал избыточной концентрации и оставлял рассудок в пустоте, сравнимой своей холодной безразличностью лишь с дальним космосом. Йялл помнил, каково зрячему сознанию волвека приходилось там. Он – один из трех жителей обоих миров, Хьёртта и Релата, побывавший во время испытательных полетов вне родной планетарной системы. Там, откуда солнце выглядит всего лишь одной из звезд, а никак не источником жизни. Подсознание стайного корчилось, металось, искало тепла – и медленно заползало в дальний уголок логова рассудка, чтобы не впасть в отчаяние от бесчувствия. Никого кругом. Ни-ко-го…
