– Ты сильно боишься волвеков, которые, возможно, едины со своим миром пустыни и знают больше, чем хотят показать. Еще ты опасаешься того чуждого, что привело к потере космической яхты. Девочки Сати страшишься: именно когда Йялл вез ее в Академию, ты сменил курс мобиля и ринулся сюда, я проверил, знаю наверняка… Ты не создан для заговоров, Йенхо. Взял бы в ученики теоретиков от чистой математики и парил бы над ними, ощущая себя драконом и купаясь в искреннем восхищении. Но нет, связался с настоящим отребьем, погряз в интригах и обманул всех и вся, себя в первую очередь. Про трагедию семьи Трой и думать страшно. Как ты допустил это, ты же не мясник, Йенхо?
– Они получили рийтис и стали действовать самостоятельно, – скривился Йенхо. – Союзники. Временные, второстепенные. Мне казалось, управлять людьми просто. Деньги, влияние, помощь в карьерном росте – и адекватная благодарность. Но люди дики и глупы. В планах не было ничего подобного случившемуся, все пошло вкривь, и не моя вина…
– Чистеньким остаться не получится, – резко оборвал оправдания Риан. – Не пробуй, не тот случай. Сперва ты хотел заполучить весь Хьёртт, освоив технику контроля сознания стаи, перехватив детей волвеков на этапе взросления. Что должно было произойти со старшими – не знаю, но вряд ли мне понравится пояснение. Потом ты сознательно пошел на ликвидацию вожака и его жены, даже не смей возражать. Таких случайностей не бывает. К тому же я знаю, что за материал пропал из генного банка Академии.
– Я хотел лишь убрать их с Релата, – упрямо свел брови ан-моэ. – Испугать и проучить. Не более того. Меня неверно поняли.
– И ты остался доволен пассивной ролью непонятого, – насмешливо прищурился Риан, придержав дверь локтем и осматривая комнату. – Но это дело ты будешь решать со стаей. Могу заверить, я прослежу за объективностью разбирательства и даже дам свои гарантии по поводу твоей безопасности. Уже переговорил с вожаком Дауром.
– Объективность? – Голос Йенхо дрогнул. – Разве может существовать дело как таковое? Никто из ан-моэ не даст согласия… Ни один…
– Все трое уже подтвердили полномочия генерального инспектора. Самые широкие, – совсем тихо ответил Риан, глянув на слугу у дальних дверей.
Йенхо остановился. Пару мгновений Риан смотрел в его напряженную прямую спину, ожидая реакции на сказанное. Он полагал наиболее вероятной – склонность к торгу. Но не исключал и обострения, вплоть до эмоционального взрыва, приказа уничтожить гонца, доставившего дурную весть. Обсуждал теперь с самим собой ан-моэ и мысль о пользе Риана-заложника… Риск имелся. Однако он явно был незначительным и не шел в сравнение с ценностью информации, до сих пор доступной лишь Йенхо. Той, которую ан-моэ вряд ли согласится излагать на допросах, под давлением.
Хозяин замка повел плечами, сбрасывая напряжение. Медленно вдохнул, выдохнул. Жестом удалил слугу. Обернулся к гостю, сел в кресло, глядя прямо и спокойно. Он выбрал торг… Риан пристроил пиалу, которую принес с собой, на низком столике. Огляделся и выбрал место на диване. Проследил с интересом, как дверь герметизируется, как густеет воздух в комнате. Запахло теплой хвоей. Сплошное окно внешней стены потемнело, гася вид на горы. Ровная золотисто-зеленая подсветка набрала яркость, оставляя лицо ан-моэ в загадочной тени.
– Значит, меня обвинят и грубо сдадут людям, желая усмирить их гнев, – сухо предположил Йенхо, более не выбирая мягких оборотов речи. – Ладно безумный ан-моэ Витто, ладно твой недоучка Ялитэ. Но старик Данрэ… Он был в курсе и обещал поддержку. Предал. И все решено… С чем же прибыл ты, раб Великого? Ты ведь ничем не лучше волвека. Утратил право говорить по своей воле, уподобился его глашатаю. Жалкая роль. Вполне подходящая для выжившего из ума старика. Тебе ведь уже, страшно сказать такое вслух, шестнадцать… веков.
– Чуть меньше, – уточнил Риан, игнорируя оскорбления. – Ненавижу юбилеи. Готов напроситься к тебе в гости повторно, лишь бы отсидеться и не праздновать.
– Ко мне? Скоро меня здесь не будет, если все трое ан-моэ едины в оценках. Речь идет об аресте?
– Сложный вопрос. Люди настаивают именно на таком варианте. Айри готовы и на большее, поскольку нас сейчас на Релате ненавидят. Бросить кость голодным – верный способ отвлечь их… ты и есть кость, не стану смягчать ситуацию. Волвеки, что может удивлять плохо знающих стаю, интереса к твоей судьбе пока не проявляют. – Риан прищурился с легкой насмешкой. – Как раб Великого могу заверить: ему тем более нет дела до тебя. Видишь ли, ты во многом прав. Чем старше я становлюсь, тем уже делается тропа судьбы. Когда-то она казалась степью без края, раскинувшейся во все стороны света. Я был свободен, поскольку не имел ни цели в жизни, ни маршрута движения к ней. Увы, юность позади. Я узнал тяжесть ответственности и бремя учительства. Ощутил необратимость сказанного и ложность самого выбора… Несвободнее меня на Релате только одно существо: Дан, Великий дракон. Потому что я хотя бы смертен, а ему каково?
Риан смолк, опустил веки и стал ждать, пока ан-моэ переварит сказанное и найдет реплику для продолжения беседы. Облегчать поиск не хотелось. Торговаться с ан-моэ по поводу его жалкой судьбы – тоже. Сидеть здесь и терять время становилось невыносимо. На орбите закончились бои, и душа Вирьи болит, ощущая ужас свершившегося: убивала и теряла друзей. То и другое – потрясение… Он допустил произошедшее. Потому что нельзя ничего решать и исполнять за других, это их время и их мир. Пусть учатся видеть не степь возможностей, но лишь узкую тропу над бездной ошибок. Они сильные, и они выдержат – его ученики.
Понять бы еще, чему учит его самого ехидный Дан, вынуждая по капле конденсировать сведения и не давая ответов, коими наверняка обладает. Смирению? Нелепо. Логике? Примитивно. Праву на ошибку? Так он ошибается удручающе часто и знает об этом. Оправданной жестокости? Потому что ничтожество вроде Йенхо жалеть нельзя… Жизнь айри слишком длинна, а череду заговоров и расколов хотелось бы пресечь. Но разве это его решение?
– По твоей логике получается, что каждый ан-моэ тоже раб, – прервал размышления голос Йенхо. – Поскольку выбор мал для несущего ответственность за весь род, это я понимаю. И мой был ничтожен. Мной был задуман не заговор, но оправданная и необходимая жестокость в средствах по спасению расы. Мы гибнем, Риан. Мы растворяемся в тупой жрущей массе людишек. Даже снави, древние проводники воли Великого, покинули Релат. Тебе ли не знать… Они ушли, признав свое бессилие перед толпой в миллиард ртов. Людишки хотят дармового здоровья. Они жаждут переварить знания и выплюнуть их в виде новых устройств для комфорта и развлечения. Они не умеют думать, в них все ярче проявляется примитивная самовлюбленность, похоть и потребительство. Раньше или позже людишки сомнут и нас, и даже волвеков. Они ненавидят непохожих и злобствуют по поводу любого чужого успеха…
– Настоящая речь обвинителя, трудно спорить с доводами при столь эмоциональной их подаче… Да, люди никогда не были идеальными. С появлением больших городов и активизацией прогресса их эгоизм вырос, а мечта о простых радостях, вечном отдыхе от труда и забот овладела сознанием многих. Они утратили старые традиции и устои, не успев выработать новых. Но так было лет сто пятьдесят назад. Сейчас и городов прежних нет, и трущобы практически исчезли. Уровень жизни на Релате выравнивается, а ценность безделья все более сомнительна… Впрочем, ты красиво сказал, с чувством. Подал факты в интересном ракурсе. Это дает тебе право уничтожить всех людишек? – заинтересовался Риан. – Ты, планируя свой исход с Релата, затеял ликвидацию баз знаний и отключение энергосистемы. Есть разница между разумным самоограничением и насильственным внедрением своего решения без учета мнения других и без признания их права на таковое.
