– Очнулась, уже хорошо. Садись, осторожно… Сейчас напою по схеме из всех семи стаканчиков и объявлю выговор. Ты что творишь? Хочешь, чтобы меня сочли злейшим айри двух миров, рабовладельцем и подлым убийцей самой модной героини самой модной книги года? Пей, не закатывай глаза. Да, директор зол, директор готов тебя уволить. Но не может, поскольку выплатил аванс… – Ялитэ усмехнулся, с интересом наблюдая нехарактерный для Лорри виноватый и потерянный вид. Заглянул в листок, прочел: – «Второй напиток в белой емкости, принять через две минуты после первого и заесть клубникой». Готовься к мерзкому вкусу, все самое противное волвеки заедают клубникой. Превратили ее в круглогодично производимую культуру. Потребляют тоннами, забывая выплевывать хвостики… Пора, пей. Кусай ягоду, вот так. Хвостик мы отложим, ты же не волвек.
– И не ребенок, – слабо возмутилась Лорри, хотя ей понравилось чувствовать себя окруженной вниманием.
– Доходить до переутомления и падать в обморок – ужасающе безответственное ребячество, – сухо и строго укорил директор. – Я совершенно серьезен в отношении выговора. Мне требуется живой архивариус, а не труп, утопающий в цветах. Хотя, надо признать, медики заслужили благодарность: хорошо тебя подлечили, смотришься вполне симпатичным… трупом.
Лорри задохнулась. Сказанное было, несомненно, всего лишь вежливым ободрением. Но когда еще удастся переговорить с всемогущим и вечно занятым делами директором наедине, имея удобный статус тяжелобольной? Ее теперь нельзя бросать одну. И ругать – тоже. Лорана проглотила третий напиток, сморщилась, пережидая, пока едкая горечь прокатится по горлу и обожжет желудок. Старая язва заныла, напоминая о себе. Зато в голове стало безумно и легко. А что ей, собственно, терять?
– Вы… Ё-о-о, не получится так. Короче, признаюсь, всё, надоела мне эта ломка. Я читала твой дневник. Весь. Много раз. Я его в общем-то наизусть знаю. Вот.
Директор не стал рычать от злости и хлопать дверью, как того опасалась Лорри. И в обморок не упал, хотя и этот вариант больное воображение подсовывало с полным усердием. Айри лишь задумчиво пожал плечами. Мстительно влил в горло четвертый напиток, сверившись со списком. И, пока Лорри шипела и моргала, гоня слезы и борясь с тошнотой, взялся излагать свои соображения:
– Трудно было ожидать, что столь любознательная особа не вскроет старый накопитель. Еще более наивным было бы предположение о твоей готовности выучить наизусть энциклопедию Релата, упустив остальное. Деловой дневник я вел в шифрованной форме, так что ситуация очевидна… Тяга к знаниям в людях всегда меньше тяги к впечатлениям. Ты так отчаянно косилась на меня при первом знакомстве, госпожа Диш, что выводы прямо-таки напрашивались… Одного не могу понять: зачем учить наизусть мои старые записи? В них мало смысла для посторонних, да и для меня. Просмотрел вчера. Сплошная лежалая пыль, ничего нельзя сохранить в памяти живым. Не умею. Только волвеки и могут…
– Ё-о-о, ничего себе пыль, – поразилась Лорри, опасливо изучая напитки на столике. – Я над этой пылью по два полотенца за вечер умудрялась вусмерть засморкать.
Ялитэ тихонько рассмеялся, попытавшись представить столь странное действие старых записей. Сверился с часами, взболтал пятый напиток, и с некоторой опаской заглянул в узкую высокую чашку. Темная тягучая жидкость и пахла, и выглядела на редкость неаппетитно. Лорри решительно выдохнула, выхлебала залпом. Прикрыла веки, переваривая ощущения.
– Интересная получается ситуация, – задумался Ялитэ. – Мне теперь есть с кем поговорить о том, о чем я не готов был начать беседу ни при каких обстоятельствах. Даже с Рианом… У меня имеется персональный архивариус. Ты взялась за ревизию без спроса, но есть ли смысл теперь это обсуждать и осуждать? Меня ставит в тупик иной вопрос.
Само собой, Лорри попыталась узнать какой. Уже рот открыла – и звякнула зубами по ложке. Директор хитро прищурился, зачитал новую инструкцию: прожевать тщательно, до образования кашицы, и проглотить. Запить содержимым емкости номер «шесть». Лорана исполнила в точности, ощущая новый прилив раздражения по поводу волвеков и их методов лечения. Как можно нормально разговаривать или хотя бы интересно и выигрышно выглядеть, непрерывно морщась и моргая, пережевывая пресные гадости и запивая их едкой горечью или приторной сладостью? Шестой номер и вовсе вне конкуренции – скулы от напитка свело, говорить сделалось невозможно… Ялитэ ей подмигнул – то ли насмешливо, то ли сочувственно. Но точно не как подобает высокопоставленному директору Академии. Водрузил последний напиток на тонкую термопластину для подогрева.
– С тупиком я сам буду разбираться пока что, не пытайся выговорить то, что и так угадывается. Лучше подумай, а зачем тебе нужно больше, чем уже есть? Вот цветы, там, в парке, студенты вздыхают и страдают, мечтая увидеть великолепную Лорри, но их гоняют выставленные в оцепление вокруг архива волвеки. Дневник могу подарить, полотенца – в ванной, сморкайся на здоровье… Директор ничуть не похож на нелепый образ, который читается в твоем сознании. Он редкий тиран и не терпит возражений, тем более дома. Он знает гораздо больше ругательств, чем госпожа Диш, в дурном настроении невыносим, ему доставляет странное удовольствие вытягивание чужих нервов и высмеивание чужих идеалов. Наконец, все, что представляют собой дневники директора, занимает в его жизни не более пяти процентов времени. Директор еще и ревнив. По-своему, по-драконьи. – Ялитэ невесело усмехнулся. – Я не смог простить жене в первую очередь ее успеха. Лимма, которую все звали и в глаза, и за глаза львицей, могла бы стать первой в истории Академии женщиной-директором, у нее были характер и талант. Я бы ей жизнь отравил, случись такое. Полагаю, поднапрягся бы, довел до нервного срыва… а потом написал о своей подлости самым покаянным тоном.
Термопластина мигнула, обозначая должный прогрев. Ялитэ напоил больную последним снадобьем, велел отдыхать и объяснил: это снотворное. Лорри исправно опустила веки, в узкую щель проследила, как покидает комнату директор, как прикрывает дверь. И улыбнулась самой хищной из своих ухмылок. Хотелось визжать и прыгать. Ее уже назвали личным архивариусом!
– Все, верняк, урыла, – сыто пробормотала Лорри, натягивая одеяло повыше. Нахмурилась, обещая себе поработать над речью, поскольку Риан – мудрый мужик и он прав: директору требуется воспитанный архивариус с хорошими манерами.
Лорри еще раз пискнула и улыбнулась, окончательно уверовав в удачу. Само собой, она намеревалась подобраться к директору как можно ближе. Но заполучить его целиком, на все эти пять процентов времени… Немыслимо. Того и гляди, в голову полезут окончательно бредовые идеи. Например, что в дневнике когда-нибудь и о ней будет написано. Хоть разок. Мол, прикольная, ей интересно отравлять жизнь. Лорана запланировала для себя завтра же вытряхнуть из Среды все сведения о директоре, его вкусах и пристрастиях. Остальное, чего нет в Среде, узнать у Риана… С тем и заснула.
Ялитэ брел через ночной парк, насквозь пропахший невыносимо душистыми лилиями, зевал и прикидывал, как скоро сам он и все прочие айри в Академии окажутся в обмороке. Любой кризис требует высокой интенсивности работы. Но нынешний всех вымотал как-то на редкость основательно. Директор снова душераздирающе зевнул, кивнул волвеку, этой мрачной тени, качнувшейся и шагнувшей в сторону. Пригляделся, коснулся сознания. Волвеков гораздо проще опознавать, чем людей, если научиться понимать их хоть немного. Этот – Ром, четвертый курс, семья Милт. Один из самых угрюмых и сосредоточенных студентов технического Акада. Мечтает стать пилотом модуля «Янда», хотя люди пока что не готовы рассмотреть кандидатуру волвека. Это ведь их модуль, и в назначениях членов экипажа, сколько ни бейся, политики больше, чем здравого смысла. Разве что поговорить с координатором провинции Вендир и предложить ему идею волвека-дублера. А между собой пилоты разберутся. Ялитэ зевнул в третий раз и вздрогнул, покосившись влево. Ром, оказывается, не остался в оцеплении, идет рядом.
