Бар, вкус крепкого алкоголя. Алчный взгляд одного из людей, ощупывающий во всех подробностях перстень на пальце собеседника. Целый клубок мыслей о цене этого нелепого сокровища, статусе его владельца – и зависть, удушающая жажда обладания, темная злоба собственной несостоятельности… Непонятно. Мерзко. Дико.
Мобиль координатора. Полет над набережной и упоение грядущим величием. Одно слово – и будут смещены с постов неугодные. Простенькая интрига, подтасовка фактов – и обрушится репутация врагов. Он возглавит Совет. Власть пьянит сильнее спиртного. Быть вожаком людей – значит, владеть миром и распоряжаться его ресурсами. Брать без счета и забыть само слово «оплата».
Волвек тяжело вздохнул и потер виски. Непонятно. Все у людей непонятно. Слова одинаковые, смысл совсем разный. Вожак в стае не берет – он отдает… А уж состоятельность, оцениваемая нелепым камнем на пальце, – что это такое? Особенно в сравнении с уважением семьи, правом внести лепту в развитие общей памяти расы, радостью интересного дела. Окончательно непостижимо, почему человеки знают и принимают настоящий смысл слов, а люди – нет? Да ладно бы не принимали, но зачем навязывать свой? Их ведь никто не заставляет вступать в стаю и жить по ее закону. Скорее наоборот, ограждают по мере сил от осознания несхожести. Именно поэтому вожак строго запретил считывание образов без согласия донора. Дал понять, что люди будут напуганы этим даром стайных. Впрочем, теперь неважно. Кто знает, сохранится ли хотя бы до рассвета у стаи способность принимать людей с их искаженным смыслом слов и понятий и будут ли завтра существовать города волвеков на Релате… Рик осознавал общий гнев и темное, спрессовываемое в стену отчуждения, отрицание мира людей.
Стая приняла случай тридцатилетней давности как ошибку. Стая не отвернулась от соседей и уступила Йяллу Трою право в одиночку искать ответы на вопросы, важные всем и каждому. Во второй раз вряд ли волвеки пойдут на подобное. Уже отчетливо опознается решение, оно созрело и сделалось окончательным, общим и обязательным. Самое позднее через два часа ни одного стайного не останется в мире Релата, потому что сейчас волвекам не до людей.
Мобиль снизился и сел на знакомой площадке у главного корпуса. Рик этого не заметил, поглощенный зрелищем поистине необычным. Совсем рядом огромной каплей росы серебрился купол защитной оболочки «Инки». Длинная очередь шевелилась и двигалась от края поляны до кромки маскировочного поля. Один за другим волвеки исчезали в нем. Молча, сосредоточенно, не оглядываясь. Вот очередь замерла. «Инки» взмыл ввысь и исчез. Никто не ушел – волвеки стояли, смотрели в небо и ждали возвращения корабля. Рику стало окончательно жутко: неужели он прав и стая уходит? Совсем, безвозвратно… Толкнув ладонью в плечо, волвек разбудил Йура.
– Охраняй нашего арестанта, – быстро велел он. – Я должен понять, что происходит. Нельзя ведь так вот…
Рик оборвал себя на полуслове. Он и сам точно не знал, как следовало завершить фразу. Нельзя уйти? Так ведь и оставаться невозможно. Нельзя уйтитак? А как уходят? Общее настроение стаи все полнее вливалось в сознание и не вызывало отрицания, протеста, даже незначительного несогласия. Не было в сознании волвеков гнева или озлобления. Имелось иное: стремление вернуться домой и стать единым целым во имя надежды. Еще у стаи имелся тот, кто сформировал новую идею. Рик удивленно дрогнул бровью и сорвался с места.
Бежать приятно. Чужие мысли облетают шелухой, усталость ночи остается позади, смятая и растоптанная. Через поляну, в узкую щель очереди, расступившейся и пропустившей все так же молча…
Йялл Трой сидел в кабинете директора Ялитэ. Рик с первого взгляда успокоился: выглядел сын вожака сосредоточенным и очень, прямо-таки чрезмерно спокойным. Отчаяния в нем не было. Только тяжесть бремени общего сознания. Рядом с сыном Даура сидел Тимрэ, молчал и со-чувствовал, помогая сохранять сознание ясным. Получалось вполне удачно: двигался Йялл ровно, смотрел внимательно, слушал без рассеянности… Оба директора говорили, глава Совета, живописно зеленый от обилия плохих новостей и непривычного для себя непонимания общей картины, убито молчал.
– Абсурдное решение, – вышагивал по кабинету Ялитэ. – Йялл, вы не можете сейчас уйти! Это будет истолковано…
– Толкование – ваша проблема, она не касается стаи, – отозвался Йялл. – Мы не уходим. Я уже объяснил. Мы должны вернуться на Хьёртт, вся стая полностью. И волвеки, и человеки. Однажды нас услышали, и все удалось. Мы оставляем вам своего представителя, не надо ждать большего.
– Удалось? Вы про тот странный эксперимент полуторавековой давности, сохранивший жизнь Эллара и Юнтара, сделавший их айками? Или про своего мифического великого гролла? Дикие суеверия, поощряемые самым безответственным образом! Да, тяжело принять худшее… Но ведь нелепо спорить с данными медицинского заключения, – виновато выдавил второй директор, человек. – Он в коме, искусственно вызванной снавями. По сути, необратимой. Мне очень жаль, но есть разница между восстановлением тканей и глобальным…
– Это займет по времени всего неделю. – Йялл с некоторым сочувствием глянул на главу Совета. – Я благодарен за понимание. За согласие предоставить нам «Иннар» в полное распоряжение на указанный срок. Я буду еще более признателен, если инспекция обеспечит режим непосещения для наших опустевших городов. Временно опустевших.
Рик краем глаза различил за окном стремительное снижение «Инки». Понял: очередь волвеков скоро снова задвигается. И сам он уйдет, шагнет через тонкий полог защитного поля, одним из последних.
– Рик, что выяснил? – спросил Йялл, отворачиваясь от директоров.
Я научился за годы жизни на Релате быть одиночкой, поддерживать ровный и удобный эмофильтр. Я полагал, что одиночество вне стаи – страшнее всего иного, что самодостаточность – вершина развития… И был, по сути, лишь в начале пути. Вершина – это удел вожака. Бремя, тяжесть которого нельзя сбросить, ведь боль стаи – это и твоя боль. Одиночество, с которым нельзя расстаться, ведь вожак – Первый, он советует и со-чувствует, а значит, сам является преемником-одиночкой. Не зря еще Лайл Энзи сформулировал правило: постоянный вожак стаи обязан иметь семью. Люди не поняли. Даже волвеки не смогли оценить мудрости этого условия. Не вожак несет полное бремя, одиночку оно согнет быстро, состарит до срока, раздавит. Бремя ложится на семью. Общее «мы» встает глаза в глаза с личным «мы». Таков закон стаи. Сейчас я сполна понимаю его, не находя места в душе даже для личной боли. Стая поглощала и смяла мое «я». Спасибо Тимрэ – сидит рядом, настраивает и поддерживает. Тимрэ – айри, знавший еще Лайла, живший в свободной стае всегда. Для него весь род волвеков – семья, как и для Витто. И потому быть вожаком пока что посильно.
Рассказ о событиях ночи при немногословности Рика Горра уместился в несколько коротких фраз. Глава Совета с истеричностью в голосе рассмеялся, дослушав. Сжал подлокотники кресла, протер руки смятым платком:
– Мы готовы были еще вечером обвинить айри во всех бедах мира… уже форматы наказания обсуждали! Оказывается, сами не лучше. Я знаю Трома Диккера без малого тридцать лет. Всегда был в курсе его чудовищной амбициозности, но полагал ее полезной для дела и допустимой… Более того, мне сообщали о контактах координатора и одного из ан-моэ, твердили про избыточный интерес Диккера к архивам Академии. Я виновен в произошедшем, поскольку не имел права быть слепым и глухим… Но я не могу даже уйти в отставку, как хотел бы, то есть прямо теперь.
