– Но у меня жена, мсье, и двое детей!
– Разумеется, они поедут с тобой, – кивнул Гарн. – Неужели я стану разлучать тебя с семьей!
Охранник готов был уже согласиться, но все еще колебался.
– Хорошо, мсье, предположим… Но где у меня гарантии, что вы выполните свои обещания?
– Эта дама, с которой ты сегодня встретишься, даст тебе любые гарантии. Передашь ей вот это.
Вытащив блокнот, пленник торопливо написал несколько слов и передал листок Нибье.
Тот нерешительно пробормотал:
– Черт побери, но я еще не сказал «да»!
– А мне необходимо, чтобы ты это сказал! – непреклонно ответил Гарн.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом тюремщик тихо произнес:
– Хорошо. Я говорю – да.
Наступило утро двенадцатого ноября. После прогулки Гарн послушно вернулся в камеру. Он чувствовал себя слегка усталым после беспокойной ночи, в течение которой он то и дело просыпался, размышляя, сумеют ли они с охранником разработать простой и надежный план побега. Но его ожидания не были обмануты.
Как только объявили подъем, в камере сто двадцать семь появился Нибье. Глаза его блестели, на лице застыло таинственное выражение. Достав из-под полы какой-то пакет, он протянул его заключенному:
– Спрячь в кровати.
Сказав это, он быстро вышел.
После этого до самой прогулки Гарну не удалось поговорить с охранником. И только в тюремном дворике они остались наедине.
Нибье торопливо заговорил:
– Вот уже три недели, как рабочие приводят здесь в порядок некоторые камеры и чинят крышу. Камера номер сто двадцать девять, как раз рядом с твоей, не занята. И решеток на окнах там тоже нет. Через окно рабочие поднимаются на крышу. График у них такой – приходят к самому подъему, затем в полдень идут обедать, в час возвращаются и работают до шести. Охранник внизу привык к ним и не пересчитывает. Может, тебе удастся затесаться между ними и проскользнуть незамеченным. В пакете, который я тебе дал, рабочая форма – брюки и куртка. Переоденешься в них. Без четверти шесть рабочие спускаются через окошко и идут вниз по лестнице. Там ты к ним присоединишься. Затем вы пройдете мимо охранника – постарайся не поворачиваться к нему лицом, минуете два дворика, а там уже и ворота.
Нибье подумал:
– Хотя нет, лучше сделать так. Без двадцати шесть я открою тебе дверь, и ты влезешь на крышу. Спрячешься там за одной из труб. Ждать тебе придется не больше двух-трех минут, эти рабочие не любят перетруждаться и всегда уходят точно. А ты пойдешь за ними. Только держись сзади – они-то все друг друга знают. На плече понесешь инструменты. А когда дойдете до будки охранника – единственное место, где тебя могут сразу сцапать – отстанешь на несколько шагов, а потом сделаешь вид, что торопишься, догоняя товарищей. Только ни в коем случае не заходи вперед! Когда охранник станет отворять тебе дверь, проворчи, не глядя ему в лицо: «Эй, папаша Моррен! Смотрите, не заприте меня здесь! Я ведь не из ваших клиентов!» В общем, что-нибудь в этом духе. Ну, а уж когда выйдешь за ворота – выпутывайся сам. Тут старина Нибье тебе ничем помочь не может.
Надзиратель улыбнулся и продолжал:
– В правом кармане куртки у тебя деньги – десять бумажек по сто франков. Больше твоей даме не удалось пока наскрести.
Гарн отмахнулся:
– Бог с ним! Скажи лучше, сколько у меня будет времени? Когда откроется мой побег?
Нибье поразмыслил:
– Я сегодня дежурю в ночь. Взбей одеяло так, чтобы казалось, что под ним кто-то лежит. Тогда все поверят, что я просто ошибся. Я сменяюсь в пять утра, а обход будет только в восемь. Так что времени у тебя вполне достаточно, чтобы умотать далеко-далеко!
Заключенный кивнул и улыбнулся.
Глава 26
ЗАГАДОЧНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Огорченные предстоящей разлукой с отцом, которого они нежно любили, Элизабет и Жак Доллон решили проводить его на маленький верьерский вокзал, откуда он должен был отбыть в Париж. Поскольку они вышли рано, время до отхода поезда еще было, и старый управляющий принялся давать своим детям последние наставления:
– Ты, Элизабет, – говорил он, – должна обещать мне поменьше утомляться. И я решительно запрещаю тебе вставать так рано!
Девочка послушно кивала головой. Удовлетворенный, Доллон повернулся к сыну:
– А ты, дорогой Жак, надеюсь, не забыл, что в мое отсутствие должен выполнять все мои обязанности?
– Что вы, отец!
– И главное, обрати внимание на шлюзы на ручье. Эти балбесы-садовники вечно о них забывают!
– Я не забуду, папа.
– Ну, а если здесь произойдет что-то важное, ты знаешь куда мне послать телеграмму.
В это время с шумом подошел парижский поезд. Старик поцеловал Элизабет и Жака и направился к вагону второго класса, куда у него был билет.
Часы на колокольне пробили три. Буря, начавшаяся еще вечером, не только не унималась, но разыгралась еще пуще. Дождь колотил по стеклам, ветер, завывая, пригибал к земле тонкие тополя, растущие вдоль железнодорожного полотна. В темноте они казались какими-то фантастическими существами, которых гладит рука невидимого великана.
Несмотря на непогоду, по насыпи решительными шагами шел человек, которого, казалось, разыгравшаяся буря нисколько не занимала. Это был мужчина лет тридцати в широком непромокаемом плаще. Поднятый воротник почти полностью скрывал его лицо. Борясь с порывами ветра и спотыкаясь о булыжники, он упрямо двигался вперед.
– Собачья погода, – ругался мужчина сквозь зубы. – Даже не помню, когда еще приходилось видеть такую ночку! И дождь, и ветер – все вместе! Впрочем, кому-кому, а мне грех жаловаться. Для моих целей лучше погоды, чем эта, не придумаешь.
Молния прочертила небосвод и осветила всю округу. Незнакомец огляделся.
– Отлично, – пробормотал он себе под нос. – Похоже, что я уже у цели…
Он внимательно оглядел железнодорожное полотно и круто вздымающуюся насыпь:
– Пожалуй, то, что мне надо. Самое подходящее место. И ветер не так дует…
Мужчина остановился, положил на землю объемистый пакет и принялся ходить взад-вперед по насыпи, борясь с ночным холодом.
– В соседней деревеньке только что пробило три, бормотал он. – Значит, мне ждать еще минут десять. Ну что ж, лучше прийти пораньше, чем опоздать…
Он посмотрел на пакет:
– Черт, эта штука оказалась тяжелее, чем я думал! И чертовски неудобная.
Несколько минут незнакомец ходил молча, потом возобновил беседу с самим собой.
