— Мадемуазель!… Мадемуазель, вас просят к телефону!
Жером Фандор встал:
— Вы позволите мне вас проводить? Мне было бы очень интересно узнать, не тот ли это, кто уже недавно звонил…
Молодые люди поспешили в гостиную, где Элизабет склонилась над телефоном.
— Алло!..
Взволнованная, Элизабет протянула Фандору вторую прослушивающую трубку. Журналист услышал чей-то голос, голос незнакомый, но, вне всякого сомнения, мужской, который спрашивал:
— Алло!.. Я действительно имею честь говорить с мадемуазель Доллон?
— Да, месье… это действительно мадемуазель Доллон… А кто мне звонит?
Но в тот момент, когда Элизабет собиралась повторить свой вопрос, Жерому Фандору показалось, что тот, кто звонил девушке, положил трубку. Никакого ответа не последовало…
— Алло!.. Алло!..
Элизабет Доллон начинала нервничать.
— Кто со мной говорит?
Но на другом конце провода уже никого не было!
Жером Фандор сдавленно выругался, затем, взяв трубку, в свою очередь закричал:
— Алло… да отвечайте же, месье, черт возьми!.. Кто вам нужен?.. Кто вы такой?
Он также не получил ответа.
Жером Фандор стал звонить на коммутатор, и, когда наконец телефонистка спросила, в чем дело, он с нетерпением сказал:
— Алло!.. Мадемуазель, вы нас разъединили?.. Алло?..
— Да нет, месье…
— Но я не слышу того, кто мне позвонил…
— Дело в том, что он положил трубку, месье, и я утверждаю, что не разъединяла вас.
— А какой номер у абонента, который мне звонил?
— Я не могу вам этого сказать, месье. Инструкции запрещают мне сообщать вам такого рода информацию.
Жером Фандор об этом прекрасно знал и поэтому настаивать не стал. Но в то время, как он отходил от телефона, в нем закипал глухой гнев:
— Ну и ну. Что значат эти загадочные телефонные звонки?.. Кто же это такой, кто два раза позвонил Элизабет, и как только она подходила к телефону, не хотел с ней разговаривать и клал трубку?..
Жером Фандор чувствовал, что раздражается, нервничает и волнуется из-за этого инцидента, всю значимость которого он понимал.
Однако не следовало чрезмерно волновать свою молодую подругу.
Он протянул ей руку и провел ее в сад.
— Так о чем мы говорили, месье?
Успокоившись, журналист вновь обрел ясность мысли.
— Мы занимались, мадемуазель, загадочным документом, найденным у вашего брата.
Вместе с Элизабет Жером Фандор определил примерный размер этого списка адресов.
Он вырвал из своего блокнота лист белой бумаги, неровный с одной стороны, высотой примерно десять сантиметров и значительно меньшей ширины.
Элизабет Доллон надолго направила взгляд на находящийся перед ней белый лист, словно она хотела силой воли и вниманием заставить появиться на нем загадочные имена, которые она видела несколько дней назад на документе-оригинале.
Вне всякого сомнения ей казалось, что в этом списке фигурировало имя ее брата, баронессы де Вибре, нотариуса Жерэна. Вдруг она вспомнила, что в списке была также и двойная фамилия. Фамилия, которая не была ей неизвестна.
— Барбе-Нантей, — воскликнула она вдруг, — да, мне кажется, что они тоже были в списке.
Удовлетворенная улыбка Жерома Фандора придала ей уверенности в этой роли ясновидящей, и девушка продолжала, давая волю своим мыслям:
— Да, действительно, теперь я точно уверена. Там даже была орфографическая ошибка — вместо Нантей было написано Нотей. Банкиры были третьими или четвертыми в списке, и сейчас я уверена в том, что баронесса де Вибре возглавляла его.
Была также и дата без какого-либо другого обозначения, состоящая из двух цифр. Единица, затем… погодите, цифра с хвостиком… то есть… это может быть либо пять, либо семь, либо девять… Но, какая из них, я вспомнить не могу. Были также и другие фамилии, которых я не знаю.
— Постарайтесь вспомнить, мадемуазель…
Наступило краткое молчание, в течение которого Жером Фандор мучительно пытался извлечь какое-либо заключение из сказанного девушкой. Под ее диктовку он записал фамилии в том порядке, в котором она их назвала, а затем переписал и разместил в уточненном порядке. Теперь он неотступно думал о трех вероятных цифрах: пятнадцати, семнадцати и девятнадцати. Но что они могли обозначать?
Вдруг его осенила какая-то мысль, и он достал свой ежедневник, открыв его на текущем месяце.
— Странно, — прошептал он, говоря тихо, как будто бы для себя самого. Именно 15-го мая было совершено загадочное ограбление на улице Четвертого Сентября… но не является ли это простым совпадением и нужно ли принимать во внимание эту деталь?
Да, несомненно, — продолжил он после небольшого размышления, — это может быть важно. В таком загадочном деле не бывает незначительных деталей. Каждая мелочь имеет свое значение.
Внезапно размышления Жерома Фандора были прерваны возгласом девушки.
— Я вспомнила фамилию, — воскликнула она, — что-то типа… Тома. Вам это ни о чем не говорит?
— Тома, — медленно повторил Жером Фандор, — нет, ни о чем…
Но внезапно его осенило, и он поднялся, вскочив со своего места.
— А не Томери ли это? — воскликнул он. — Томери… Не путаете ли вы Тома с Томери?
Девушка, несколько озадаченная, наморщила лоб и стала напрягать свою память.
— Может быть, — заявила она, — это очень возможно. Я отчетливо вижу первые буквы слова Том, написанные крупным почерком, а все остальное как-то расплывчато, но мне кажется, что конец слова длиннее, чем последний слог слова Тома.
Жером Фандор ее больше не слушал. Он встал с простенькой скамейки и, не обращая внимания на девушку, ходил взад и вперед по затененной аллее, разговаривая с самим собой в полголоса, следуя своей привычке, когда ему необходимо было уточнить свою мысль:
— Тома… это Томери; Жак Доллон, баронесса де Вибре, Барбе-Нантей, нотариус Жерэн — да это же все жертвы этой загадочной банды, которая действует в темноте… Да! Вот уж что непонятно… но мы уж с этим разберемся!
И он снова повернулся к девушке.
— Мы с этим разберемся, — воскликнул он с таким торжествующим видом и с таким светящимся от радости лицом, что Элизабет Доллон, несмотря на мучавшие ее сомнения, заулыбалась.
Сад, в котором они находились, был безлюден.
Он был наполнен тишиной и располагающим к отдыху спокойствием. Пели птицы, совсем несильный ветер слегка нагибал ветки кустарника, как бы лаская его…
Жером Фандор нежно смотрел на Элизабет. Смотрел очень нежно.
