И вдруг, словно разъяренная пантера, Жюв бросился вперед!
– Фантомас! Ты – Фантомас! – заорал он.
И Жерар, мнимый Жерар, кинувшись на полицейского, тоже орал:
– Жюв! Ты глупец, Жюв! Ты безоружен!
Противники схватились.
Полицейский вцепился в Гения зла, которого наконец опознал.
– Негодяй! Мерзавец! – кричал он.
Но в этот момент, когда Жюв схватил бандита, страшная боль пронзила его! Он вскрикнул и разжал руки…
Кровь хлестала из ран. А саркастично усмехавшийся Фантомас, увидев спешивших к ним рабочих и артистов, оттолкнул полицейского и побежал, прячась за тюками, набросанными в пакгаузе.
* * *
Что же произошло?
Жюв это понял через час, бинтуя руки, покрытые глубокими порезами.
– Ах, Фантомас! – говорил он. – Каким злым гением ты одержим? Черт побери! Ты знал, что мне тебя не схватить, что в этой рукопашной схватке мне будет невозможно тебя удержать! Черт бы тебя побрал! С помощью каких-то дьявольских ухищрений тебе удалось под одеждами, под теми самыми, что сделали тебя так похожим на Жерара, разместить лезвия бритв, на которые и напоролись мои руки, когда я вцепился в тебя.
Жюв сидел бледный и злой.
– Надо же, – возмущался он, – я сам, своими собственными руками спас жизнь этой гадине! И чтобы вырвать его из когтей хищника, бросил свой револьвер, разоружив самого себя.
– Что ж, Фантомас! – продолжал полицейский свой монолог, но уже голосом, полным решимости. – Ты снова победил. Но что-то мне подсказывает изнутри, что твое поражение уже близко, что не за горами твой час расплаты!
Глава 26
ЛИЧНОСТЬ ЛЕОПОЛЬДА
– Эй вы, скоты! Вы что – хотите, чтобы меня здесь разорвали на части? Не видите, что ли, что эти типы осатанели от злости?
– Давай! Давай, Леопольд! Шагай! Еще немного, и ты в безопасности… Да и народ от тебя избавится, убийца! Сам ты скотина…
Смертельно бледный, в разодранных одеждах, с окровавленными руками и лицом, барон Леопольд инстинктивно ускорил шаг.
Закованный в цепи, он шел в тюрьму под надзором наряда полиции и охранников.
Арестованный по приказу Жюва на границе Гессе-Веймара, этот загадочный персонаж был срочно этапирован в столицу королевства. Но до сего времени его арест оставался почти не замеченным.
Однако едва он, с наручниками на запястьях и в сопровождении полиции, вышел из вагона, толпа всколыхнулась.
Кто-то крикнул:
– Да это же Леопольд, убийца сэра Гаррисона!
Новость распространилась мгновенно! И уже ни арестованному, ни его страже не было никакой возможности незаметно пройти то короткое расстояние, что разделяло вокзал от тюрьмы.
Срочно была организована охрана.
Но несмотря на все усилия полиции, на несчастного обрушился град ударов. Полетели даже камни, которые в равной степени доставались арестованному и конвою.
Не раз охране пришлось пускать в ход штыки, чтобы оттеснить негодующих.
Путь от вокзала к тюрьме оказался для барона Леопольда не простым переходом из одного места в другое, а паническим бегством, более или менее обеспеченным полицией, под защиту застенка!
Перепуганный и белый как мел Леопольд испытывал страх, возраставший по мере того, как становились громче улюлюканье и угрозы толпы.
Несчастный барон облегченно вздохнул, когда за ним захлопнулись тяжкие двери глотцбургской тюрьмы.
После недолгих формальностей, справленных в тюремной канцелярии, арестованному было приказано снять всю одежду. Затем его отвели в конец коридора, где находилась отведенная для него мрачная и сырая камера, грязный земляной пол которой представлял собой настоящую клоаку.
После того, как полиция выполнила свои обязанности, доставив Леопольда в канцелярию, он оказался во власти тюремщиков.
Увидев, сколь мрачным было его новое жилище, барон возмутился.
– Я не хочу здесь оставаться! – вопил он. – Уведите меня отсюда!
Тюремщики только улыбались, пожимая плечами. Насытившись его воплями, один из них так ему наподдал, что бедняга слету врезался в стену, и кровь полилась по его лбу, смешиваясь с потом.
– Убийцы! Бандиты! – орал Леопольд с пеной у рта. Глаза его налились кровью.
Он грозил кулаками, ругался страшными словами, пытался кусаться и драться. Главный надзиратель сказал:
– Спокойнее, Леопольд! Не то мы натянем на тебя смирительную рубашку. Здесь надо быть паинькой, или мы так тебя утихомирим, что не обрадуешься…
В приступе ярости и ужаса барон кричал:
– Я не хочу больше здесь оставаться! Выпустите меня!
В ответ один из надзирателей повалил его и на ноги надел железные колодки, толстой цепью прикрепленные к стене, которые тут же замкнул на ключ.
– Вот так-то, – произнес тюремщик. – Теперь ты можешь идти куда угодно… И, если сможешь разломать стену, обещаю тебе помочь бежать.
Но Леопольд вдруг успокоился и голосом твердым и властным произнес:
– Ну довольно! Пошутили и хватит. Пусть мне позовут директора тюрьмы. Мне надо с ним переговорить…
Леопольд отдал это приказание с такой самоуверенностью и наглостью, что надсмотрщики смущенно переглянулись:
– Еще немного – и он будет нами командовать.
Леопольд настаивал:
– Если вы сейчас же не пойдете за директором, вам больше здесь не служить.
Однако сообразив, что людям надо дать хоть какое-то объяснение, добавил:
– Мне нужно увидеться с директором, чтобы сказать кое-что по поводу антверпенского дела.
В коридоре тюремщики стали совещаться.
– Ну, что? Что будем делать?
С одной стороны, надзиратели не решались напрасно беспокоить директора, а с другой, рисковали помешать получению показаний, которые заключенный, по всей видимости, собирался давать.
Наконец старший из них принял решение.
– Ну вот что. Будьте здесь и не спускайте с него глаз! Как бы он чего не натворил с собой… А я пойду доложить господину директору.
* * *
Залечивая ужасные раны, нанесенные Фантомасом, Жюв оставался в Кельне. Вскоре он получил телеграмму, в которой король Гессе-Веймара просил его срочно прибыть в Глотцбург.
Не колеблясь, полицейский повиновался воле монарха и в то же утро, то есть через двое суток после ареста Леопольда, оказался в королевском дворце.
Было десять часов, когда с таинственной почтительностью его провели в покои короля. Скрывая за внешним спокойствием внутреннюю растерянность, Жюв в течение четверти часа, сидя в небольшом салоне, ожидал, когда его величество соблаговолит принять.
