Несмотря на туман, уличное движение было весьма оживленным. По улице Четвертого сентября в направлении Больших бульваров катился целый поток роскошных экипажей и рычащих автомобилей, в котором с трудом прокладывали себе путь большие автобусы, похожие на мастодонтов. Спасаясь от потоков разбрызгиваемой колесами воды, пешеходы жались к стенам и подъездам домов.
Вокруг Биржи толпа людей сгущалась и чувствовалось нервное напряжение, которое, казалось, излучают сами стены гигантского здания, внутри которого бушевали страсти и свирепствовала самая заразная болезнь нашего времени — золотая лихорадка… Под сводами огромного зала стоял гул от сотен голосов, сливавшихся в какой-то непрерывный, чудовищный, надсадный вопль обезумевшего чудовища. Множество фигур биржевых маклеров, торговых агентов, мелких жучков и крупных воротил сновали во всех направлениях, размахивали руками, кричали, что-то наспех записывали в своих записных книжках.
В этот день на Бирже назревала гроза. Стало известно о странном заказе на пушки, который был размещен на французских заводах представителями иностранной державы. Это известие тут же обросло целым клубком комментариев, сплетен, предположений. Сердце Биржи забилось лихорадочно и неровно. Группы дельцов собирались, шушукались и вновь разбегались в разные стороны.
— Это война! — говорили одни. — Я продаю свои акции золотых приисков!
— А я продаю медные рудники!
— Скажите, а что делает Ротшильд?
Биржевая мелюзга старалась узнать намерения крупных спекулянтов. Что надлежало делать? Покупать или продавать? Играть на повышение или на понижение? Неизвестно откуда распространилась информация, что надо продавать.
— Знаем мы эти трюки, — говорили скептики. — Завтра произойдет повышение на два пункта, и те, кто сегодня продают, завтра окажутся в дураках.
Тем не менее, котировки шли вниз. Слабонервные кинулись продавать. Более опытные спускали акции мелкими партиями, готовые в любой момент перейти к игре на повышение.
И действительно, за час до закрытия Биржи произошел резкий поворот. Биржевая конъюнктура изменилась. Прошел слух, что крупные банки, объединившись, целыми пакетами скупают обесценившиеся акции. Те, кто продавал, в свою очередь кинулись покупать, но было уже поздно. Курс акций резко пошел вверх. Целые состояния оказались развеянными в прах.
Среди всеобщей суеты человек лет сорока, одетый со скромной элегантностью профессионального финансиста, улыбался, стоя у одной из колонн. На его лице читалось удовлетворение от удачно проведенной операции.
— Просто поразительно, — ворчал он себе под нос, — сколько дураков поддаются каждый раз на одну и ту же комбинацию! В этом проклятом вертепе никогда нельзя быть уверенным, богат ты или беден.
— Вы большой скептик, Миниас, — сказал какой-то человек, стоявший тут же рядом и что-то записывавший в свою книжку.
Элегантный финансист, чьи лицо и фамилия указывали на греческое происхождение, повернулся к своему соседу:
— Ах, это вы, Жорж! Как ваши дела?
— Как нельзя лучше! Но я слышал ваше рассуждение, оно меня позабавило!
— Вот как! Стало быть, вы выиграли?
Человек, которого Миниас фамильярно называл Жоржем, неопределенно улыбнулся:
— Я не выиграл. И не проиграл.
— Как так?
— Я вообще не играл.
— Это вы-то не играли? — поразился Миниас. — Не может быть! Но почему?
— У меня были для этого веские основания.
Молодой человек по имени Жорж закрыл свою книжку, положил ее в карман и добавил:
— Причина очень простая; у меня нет ни гроша за душой, я полностью разорен. Прощайте!
И, не дав собеседнику опомниться, он исчез в толпе. Впрочем, Миниас недолго пребывал в растерянности. Он покачал головой и пожал плечами, что должно было означать на языке биржевиков: «Ну что ж, тем хуже для него: вот и еще один неудачник, который сегодня вечером пустит себе пулю в лоб».
Финансист накинул на плечи плащ, который до этого висел у него переброшенный через руку, заломил цилиндр назад, как того требовала мода, и направился к выходу, помахивая тросточкой с золотым кольцом, обтянутой крокодиловой кожей, и сверкая моноклем и черепаховой оправе, вставленным в правый глаз. На пороге он обернулся и окинул зал Биржи пронзительным и волевым взором.
— Здесь можно поработать, и еще как! — пробормотал он себе под нос. — Эх, дураки, дураки!..
Финансист не успел сделать и нескольких шагов по улице, как услышал, что кто-то окликает его по имени. Миниас остановился и пожал руку подошедшему к нему высокому человеку с черной шевелюрой и смуглым цветом лица. Это был хорошо ему известный богатейший биржевой игрок, перуанец по национальности.
— Каков ваш сегодняшний результат, Луиджи? — спросил Миниас.
— Пятьсот тысяч франков.
— Плюс, или минус?
— Разумеется, плюс! Да, жаркий был сегодня денек… Даже если бы я проиграл, то все равно но пожалел бы…
И резко поменяв тему, перуанец добавил:
— Вы не в курсе, что происходит в Жокей-клубе? Там, кажется, разразился какой-то скандал?
— Я не член Жокей-клуба, Луиджи. Я пустяками не занимаюсь…
— Но вы догадываетесь, о чем я говорю?
Миниас пожал плечами:
— Честное слово, нет… Вчера вечером я был у одной моей хорошей знакомой из кабаре «Стрекоза»… Так что ни о чем таком не слышал. А в чем дело?
— Зайдемте в бар, — предложил Луиджи. — Там я вам все расскажу.
Минуту спустя они уже сидели на высоких табуретах перед стойкой бара, примыкающего к зданию Биржи. Сюда часто заходили биржевики, чтобы за рюмкой абсента потолковать о текущих делах или договориться о совместных махинациях.
— Так вот, — начал Луиджи, потягивая через две соломинки коктейль, который бармен приготовил ему по специальному рецепту, — вы, конечно, знаете, что члены Жокей-клуба должны были избрать нового президента. На этот пост имелось два претендента…
— Одним из них был граф Мобан, а другим — миллионер Максон, — прервал его Миниас. — Это мне известно…
— Но есть одна тайна, которая вам не известна! Мой дорогой, держитесь крепче за табурет: оказалось, что граф Мобан…
— Граф Мобан — мошенник и вор…
— Если бы только это!
— Что же он, убийца?
— Хуже того!
— Право, Луиджи, я уж и не знаю…
Перуанец повернулся к своему собеседнику, уперся руками в колени и отчеканил:
— Дорогой мой, граф Мобан не кто иной, как Фантомас!
От удивления Миниас чуть не свалился с табурета:
— Не может быть! Как вы сказали?
Перуанец повторил:
