Они заехали к Неву и взяли пару спиннингов, большой рыболовный сачок и плетеную корзину, а заодно прихватили с собой Сэма. Шел уже шестой час, бледно-желтый солнечный диск опускался к горизонту, на воде играли блики. Сэм показал место, где все произошло.
– Эту рыбину можно ловить до бесконечности, – сказал Нев, готовя спиннинг. – Шансы дохлые.
Крис Моррис его не слушал. Он стоял на берегу, опустив в воду сачок, словно рассчитывая, что щука заплывет в него по собственной воле.
Сэм заметил, что в последнее время говорил только его отец, а отец Терри не произнес ни слова и лишь неотрывно смотрел в темную воду. Наступили сумерки. Нев решил, что он уже достаточно потрудился, пытаясь помочь ближнему в практически безнадежном деле.
– В другой раз, Крис, – сказал он, – не сегодня.
– Идите домой, – сказал отец Терри. – Только оставь мне сачок. Потом я его верну.
– Хочешь продолжать?
– Да.
Нев и Сэм оставили мистера Морриса бродить по берегу пруда и отправились домой пешком.
– Он поймает щуку? – спросил Сэм, когда они отошли достаточно далеко и отец Терри не мог их услышать.
– Черта лысого он поймает, – сказал Саутхолл-старший.
Глава 2. Зубы
Если Терри зачастую спотыкался даже на ровном месте, то Клайв легко брал высоту за высотой. Этот мучитель тритонов был, что называется, «высокоодаренным ребенком». Будь его родители учеными-ядерщиками или университетскими преподавателями, эта «высокоодаренность» не казалась бы таким уж несчастьем его отцу Эрику, сборщику на конвейере автозавода, и его матери Бетти, работавшей на полставки в местном кооперативном магазине, нарезая бекон и раскладывая товары на полках.
Выслушивать поучения от кого-либо моложе тебя всегда неприятно; Клайв же завел привычку пополнять скудный интеллектуальный багаж своих предков уже в четырехлетнем возрасте, еще до того злополучного дня, когда Терри лишился двух пальцев на ноге. Через некоторое время вся округа была оповещена, что этот вундеркинд ежедневно читает газеты. Означало ли это беглый просмотр по утрам бульварных листков, как это делает большинство взрослых, или же он штудировал солидные издания от политических комментариев вплоть до спортивных страниц и на закуску разгадывал кроссворд – это было в точности не известно. Говорили только, что пятилетний мальчишка регулярно читает газеты.
В шесть лет он принял участие в международном конкурсе для школьников, организованном НАСА. Незадолго до того Юрий Гагарин совершил первый орбитальный полет; у американцев его примеру последовал Джон Гленн, и кого-то в НАСА посетила идея проконсультироваться у юных жителей индустриальных районов Центральной Англии по поводу перспектив своей космической программы. Удивителен уже сам по себе тот факт, что Клайв в столь нежном возрасте проявил интерес к этому конкурсу. Школьников попросили придумать эксперименты, которыми могли бы занять свое время астронавты, дабы они не чувствовали себя простым балластом и не маялись бездельем, пока их корабль наматывает круги по орбите. Клайв предложил им взять в космос пауков, чтобы посмотреть, как они справятся с плетением паутины в невесомости. Парни из НАСА пришли от этой идеи в восторг.
Как победитель конкурса Клайв вместе с родителями был приглашен на мыс Канаверал, чтобы наблюдать за запуском очередного космического корабля. Его фотография появилась в «Ковентри ивнинг телеграф», правда, смотрелся он довольно глупо, сидя с выпученными глазами в центре гигантской паутины. Увы, будучи знаменитостью в мире взрослых, он не пользовался и тенью подобного успеха у сверстников на школьном дворе. Он получил прозвище Мальчик-паук,
и только ленивый упускал случай дать ему пинка под зад на перемене. Клайв старался не оставаться в долгу и с ходу бил в зубы всякому, от кого слышал ненавистное ему прозвище, в ответ обычно получая гораздо более солидные порции зуботычин.
Однажды, когда Терри, Клайв и Сэм возвращались из школы под водительством Линды, старшей кузины Терри, Клайв выбил Сэму молочный зуб, каковой мелкий инцидент возымел очень далеко идущие последствия.
– Мальчик-паук! – сказал в тот раз Сэм без сколько-нибудь серьезного повода.
И Клайв тут же ударил его – просто в силу привычки, даже как следует не разозлившись.
Сэм замер на месте как вкопанный. Остановился и Клайв, ожидая драки.
– Что такое? – подскочил к ним Терри. Сэм поднес ладошку к лицу и сплюнул: в лужице кровавой слюны лежал выбитый зуб.
– Прости, – сказал Клайв, искренне ужасаясь содеянному. Как-никак, они были друзьями. – Прости.
– Пустяки, – сказал Сэм слегка дрожащим голосом. – Он и так уже шатался.
Линда, всегда державшаяся шагах в десяти перед ними, ибо ее глубоко оскорбляла навязанная ей роль няньки при трех сопливых малолетках, остановилась и крикнула, чтобы они поторапливались.
– Положи зуб под подушку, – сказал Терри. – Зубная Фея отвалит тебе за него шестипенсовик
[1]
.
– Зубных Фей не бывает, – сказал Клайв.
– Всякий раз, когда у меня выпадал зуб, я находил под подушкой шесть пенсов! – запальчиво возразил Терри.
– А что ты получил, когда потерял целых два пальца? Ничего.
– Вот и нет! Я получил пять фунтов. Целых пять фунтов.
– То были деньги твоего папы, – сказал Сэм. – Это совсем другое дело. Зубным Феям нет дела до пальцев. И потом, твои пальцы достались не фее, а щуке. Так тебе щука и заплатит.
– Целых пять фунтов! – не унимался Терри. После той печальной истории он слегка прихрамывал.
– Есть отличная возможность проверить, – сказал Клайв. – Положи зуб под подушку, но ничего не говори о нем маме и папе.
– Чего вы разорались? – спросила Линда, когда они наконец ее догнали.
– У Сэма выпал зуб, – быстро сказал Клайв.
– Послушай, а Зубная Фея вправду существует? – спросил Сэм.
Линда тут же поспешила восстановить дистанцию между собой и этими наивными сопляками.
– Только не вздумай его проглотить, – сказала она, – иначе у тебя в животе вырастет зубное дерево.
– Что?! – хором воскликнули трое мальчиков.
– Зубное дерево, – повторила Линда, уже удаляясь. – Оно растет прямо из кишок.
Сэм крепко сжал зуб в кулаке, словно опасаясь, что какой-нибудь злой дух заставит его поднести руку ко рту и сунуть зуб туда, где тот еще недавно находился. На протяжении всего оставшегося пути до дома он не проронил ни слова.
