– Вы хотите смотреть ваша дочь, да?
Я кивнул:
– Если это возможно.
– Да, ваш дочь у нас, да. Но она не хотеть вас видеть!
– Понимаю, – ответил я. – В консульстве нас предупредили, что она не хочет со мной встречаться. Но у меня есть для нее вещи.
Я похлопал по дорожной сумке с шампунями, мылом и сигаретами.
Мик уже складывал себе в ладонь новую купюру, но тут чиновник радостно произнес:
– Нет проблем. Вы ей отец. Вы хорошо ей видеть. Мы ее заставлять.
– Очень благодарны, – ответил Мик, предлагая ему сигарету и заботливо оставляя открытую пачку на столе. – Очень благодарны.
– Мы хорошо смотреть за ней, – сказал тюремный офицер. – Мой тоже отец. Мы не кидай твоя дочь акулам!
Он улыбнулся, кивнул и выдохнул дым. Мы с Ми-ком улыбнулись, кивнули и выдохнули дым. Фил снова потрогал свой воротник, на лице его изобразилась мучительная гримаса. Это было невыносимо. Я страшно боялся, что в любой момент все может пойти к чертям.
Мы еще недолго покурили и поулыбались. Потом служащий сказал, что пойдет посмотрит, готова ли она к свиданию.
– Что-то я не представляю, Мик, как ты собираешься все это провернуть?
С него градом катился пот, и вообще вся эта процедура была донельзя тяжела из-за жары.
– Сам не знаю, Дэнни. Жду, когда осенит. Может, попробую поговорить с этим парнем.
Улыбающийся чиновник вернулся и поманил нас за собой в коридор. Он открыл решетчатую дверь, и мы зашли в помещение, где в хлопчатых пижамах сидели несколько тайских женщин-заключенных. При нашем появлении они равнодушно отвернулись. В помещении стоял тяжелый, спертый воздух. Потом нас провели в комнату для свиданий.
– Я там подожду, – сказал Мик.
– Нет! Останься! И ты, Фил, тоже!
Внезапно я захотел, чтобы они оба были со мной.
– Она идет сейчас, – сказал служащий. – Надзирательница ведет ей.
Чарли. Я вот-вот должен был увидеть Чарли. Мы услышали голоса и шлепки пластиковых сандалий, когда они подходили к комнате. Первой вошла надзирательница, ведя за собой свою неохотно взглянувшую на меня узницу.
Я не узнал ее. Наши глаза встретились, и мы пристально всмотрелись друг в друга. Не было произнесено ни слова. Мик, Фил, я, она и два тайских тюремных чиновника молча стояли в душной комнате. Фил покачал головой.
– Чего-то я не понимаю, – произнес наконец Мик. Я повернулся к чиновнику:
– Эту можете скормить акулам, – сказал я. – Это не моя дочь.
12
Она на надавила точку на моей ступне, и я снова дернулся.
– Сердце, – сказала она. – У вас проблемы с сердцем.
Сидевший рядом с задранными ногами Мик издал негромкий стон, и массировавшая ему ноги девушка хихикнула.
– У него болит…
Она не находила подходящего английского слова, поэтому повернулась и показала на спину, над поясницей.
– Печень, – подсказал я ей. – У него больная печень.
– Ой! – вскрикнул Мик, когда массажистка вновь взялась за его ступню.
Мик относился ко всему скептически, зато я был потрясен увиденным. Не так давно у меня действительно слегка побаливало сердце, а здесь мне сразу поставили диагноз. Что касается Мика, который настоял на том, чтобы прихватить с собой на сеанс массажа пару бутылок пива, то можно было диву даваться, что у него вообще есть печень.
Сходить на массаж предложил Мик. После неудачного утреннего свидания в тюрьме мы провели бестолковый день, названивая в консульство, и в результате хлопнули пива в небольшом баре напротив ворот Тха Фай. Фил ушел в отель, сославшись на усталость; он явно не одобрял нашего пристрастия к пиву.
– Кроме шуток, – сказал Мик, когда он ушел, – Фил – настоящий тормоз.
– Точно.
Я с этим не спорил.
– Как горбун на закорках.
– Угу.
– Слушай, а в кого он такой уродился? Даже не похож на тебя. Ты уверен, что он твой?
– Полегче, Мик.
По невежеству я воображал, будто «тайский массаж» – это просто эвфемизм «веселого заведения». Я ничего не знал о древних традициях тайского массажа, так что слегка удивился, попав в местечко, больше смахивающее на больничную палату, чем на бордель.
Нам предложили переодеться в спортивные шорты и усадили в удобные кресла с подлокотниками. Ноги мы вытянули на скамеечки, а две дамы примерно одного возраста с нами принесли кокосовое масло и принялись массировать наши ступни. Я глубоко вздыхал всякий раз, как массажистка надавливала на неведомые косточки и мышцы в моих ногах. Огромный вентилятор медленно вращался, разгоняя воздух.
И вот я лежал в массажном кабинете и размышлял о том, что мне сказал Мик. Наверное, каждый мужчина задавал себе этот вопрос. Озадачивался – а его ли это ребенок? Особенно если малыш подрос и вдруг ни с того ни с сего превратился в религиозного ханжу или заядлого наркомана. Я далек от религии, а Фил так прямо и родился в веригах. Он и стрижется под горшок, как монах, только без тонзуры. Вот кому лысина придется к лицу. Но хотя он и ниже меня ростом, сложение у него мое, и глаза мои, и привычка хмурить брови в раздумье. Так что, как бы мне порой ни хотелось брякнуть Шейле, что она залетела от другого, на самом деле я знаю – Фил мой сын. Мой до мозга костей.
Тем временем Мик, откинувшись в кресле, потягивал пиво из горлышка.
– Нам надо разыскать этого педика Бразье-Армстронга. Чего он от нас бегает? Ведь обещал, что будет в тюрьме.
Бразье-Армстронгу здорово доставалось от Мика. Должен сказать, что я и сам был порядочно зол на консула за то, что тот не пришел на встречу, ведь он мог помочь нам разобраться в ситуации. У ворот тюрьмы мы взяли моторикшу и поехали на его тарахтящей газонокосилке прямо в консульство, расположенное в здании IBM на улице Уэй Кау. По пути мы выдерживали натиск водителя, который настойчиво предлагал нам всякую всячину.
Водитель: Девочка хотеть?
Мик: Нет.
Водитель: Мальчик хотеть?
Мик: Отчепись.
Водитель: Травка?
Мик: Веди свою таратайку.
Водитель: Толстушка хотеть? У моя много толстушка.
Мик: Во раскатал губу. Заткнись.
Когда мы наконец подъехали к консульству, оно оказалось закрытым, сотрудники ушли по домам, и я не смог найти даже девицу, с которой разговаривал по телефону.
Нам оставалось только греться на солнышке.
В тюрьме, конечно, мы сильно нашумели. Просто я вышел из себя. К тому же мне было не выбраться из комнаты для свиданий, пока надзиратель не открыл решетку. Когда я вернулся, все продолжали говорить хором, кроме девушки, которую они выдавали за Чарли. Когда тайские чиновники установили, что это не моя дочь, надзирательницы увели ее в камеру, а нас проводили обратно в кабинет к офицеру охраны.
