Я понимал, отчего местные жители курят это зелье: а чем им еще заниматься в джунглях? Но для
Чарли были доступны все блага современной жизни. Ресторанчики, концертные и театральные залы, груды продуктов и товаров, телевидение, кино. Хотя телевизор, пожалуй, не пойдет. Вечер в обнимку с телевизором даже у меня вызывает желание обкуриться до дури. Но все остальное?
Некоторое время я думал об этом. Почему все это звучит так слабо и неубедительно? Временами я ненавижу звук собственного голоса, ход своих мыслей. Театральные залы? Ханжество какое! В моем городке два театра, и я за всю жизнь не побывал ни в одном. Искусство кино? Когда мы с Шейлой последний раз ходили на фильм, мороженым торговали прямо в зале, невзирая на искусство. Магазины я сам терпеть не могу, особенно супермаркеты. А что до ресторанчиков, конечно, я не прочь пропустить кружку-другую пива, но для этого мне не нужны ни «викторианские интерьеры», ни дешевая стилизация конюшни с хомутами, развешанными по стенам. Ну, а наша викторина? Всего лишь игра. По-настоящему серьезные, фундаментальные вопросы о жизни играючи не решить, да их в «Клипере» по вторникам никто и не задает.
Я попытался вспомнить, чем занимался в тот день, когда услышал про несчастье с Чарли. Точно, собирал мебель. Стоило мне подумать о фанерках от платяного шкафа, и огонек свечи сразу разгорелся ярче. Было уже поздно, и чувствовал я себя совсем скверно.
Похоже, в наркотиках все же был какой-то ускользающий от меня смысл.
Наутро я обошел деревню, подыскивая, из чего бы соорудить носилки. Мне предстояло еще раз попытать себя в сборке деревянных деталей, но за ночь задача усложнилась. Мика трясло в лихорадке. Мы давали ему аспирин, но жар сбить не смогли. Ясно было, что в путь мы в ближайшее время отправиться не сможем. Он выбрался из хижины, мы с Филом довели его до бамбуковой загородки, а потом слушали, как он пыхтит и стонет. У него был жуткий понос.
– Держи его! – кричал я Филу.
– Я-то держу! Он на твою сторону валится!
Что правда, то правда. Мик висел у нас на руках, и, когда я почувствовал, что вот-вот отпущу его, подумал: это Фил виноват. На самом деле Фил был на удивление крепким парнем и, хотя я ему об этом не сказал, без него я бы не справился.
Когда мы затаскивали Мика обратно в хижину, его всего колотило. Мы положили Мика на кровать, я вытер пот со лба, обернулся к Филу, посмотрел на него и в ответ получил раздраженный взгляд.
– Что? – спросил он.
– Так, ничего. – Я не собирался ему объяснять, что когда работаешь в связке, таскаешь мешки с напарником или поднимаешь груз, то после бывает достаточно взглянуть друг на друга, кивнуть, мол, спасибо за помощь. Я только этого от него и ждал. Готово, отлично, молодец, и все. Но нет. Как сейчас вижу его маленькие сверлящие глазки, будто он думает, что я ему стишок решил прочитать о том, как мы Мика на горшок водили. Он меня просто бесил, честное слово.
Скоро Мик заснул, Чарли тоже спала как убитая, а мне надо было хоть чем-то заняться, чтобы не сойти с ума. Я подумал, что сооружение носилок, по крайней мере, реальное дело – без этого нам не выбраться отсюда, и ушел, оставив Фила приглядывать за больными.
У меня был длинный нож, тот, что дал мне Кокос, и я подумал, что он как раз пригодится. Около одной из хижин я нашел бамбуковую решетку. Я и выяснять не стал, чья она. Решетка вполне могла сгодиться как носилки, оставалось только ручки приделать подлиннее. Вскоре я вышел на окраину деревни и только там увидел, куда все подевались: крестьяне работали на полях.
Все склоны холмов по эту сторону деревни, акр за акром, были залиты восковым сиянием опиумного мака.
Мак цвел. Гигантские лепестки, казалось сотканные из тончайшего яркого шелка, стелились по полям. Утро было великолепно. В рассветном мареве виднелись крестьяне в своих трепещущих туземных нарядах. Они присаживались на корточки у маковых головок, двигались от цветка к цветку, собирая загустевший сок, шли дальше. Они были похожи на трудолюбивых пчел. Небо осыпалось чешуйками золота. Крестьяне знали, что я за ними наблюдаю, но это не отвлекало их от работы.
Вокруг не было деревьев, из которых я мог бы срезать шесты для носилок, и я повернул назад. Радиоприемник по-прежнему горделиво стоял на своем расшатанном столике посреди деревенского пустыря; трансляция музыки прекратилась посреди ночи, когда отключили генератор. Я решил еще раз заглянуть в тот сарай.
Как я и предполагал, там не нашлось ничего полезного. Мой взгляд упал на сложенный у стены ряд картонных коробок. Что, если открыть одну?
Я с порога оглядел пустырь. Вокруг никого не было. Если некоторые крестьяне и сидели по домам, вряд ли они могли разглядеть, чем я здесь занимаюсь. Я поколебался с минуту и нырнул обратно.
Коробки были тщательно запечатаны. С трудом я снял одну из верхнего штабеля и поставил на пол. Ножом я попробовал отклеить ленту, чтобы потом незаметно приложить на место, но лента с картона не отлипала. Тогда я решил вскрыть коробку, а потом задвинуть ее в нижний ряд.
Я провел лезвием по стыку, и крышка, издав негромкий хлопок, распахнулась. На улице послышался легкий шорох. Я замер, затаив дыхание. Померещилось. Я снова выглянул на пустырь: никого.
Я вспотел, пот тек в глаза. Пришлось обтереться футболкой. В коробке оказались другие коробки, поменьше. Они были тесно упакованы, но в конце концов я вытащил одну и открыл. Внутри лежало шесть флаконов темного стекла. На этикетках было написано «Калпол».
Я отвинтил крышку с флакона. Это был самый настоящий «Калпол». Густой розовый сироп от простуды и кашля, известный в каждом доме по всему свету. Я вспомнил о неисчислимых младенцах, уснувших здоровым сном в своих теплых кроватках после ложки вкусного лекарства. Но так и не смог сообразить, чего ради оказалась здесь партия детского лекарства. Я открыл еще одну коробку и вытащил еще одну белую упаковку. Снова «Калпол».
– Нашли что-нибудь интересное? Я резко повернулся.
За спиной у меня стоял мужчина примерно одних лет со мной. В отличие от крестьян, он был одет в футболку и шорты. На лице его читалось легкое удивление, но взгляд оставался спокойным. На поясе висел револьвер в кожаной кобуре. В общем, он меня застукал, и я не мог придумать, что мне надо сказать.
Он шагнул ко мне, протягивая руку для пожатия.
– Привет, – сказал он. – Зовите меня Джек.
25
Человек, назвавшийся Джеком, поманил меня за собой к выходу. Он не выглядел сильно обеспокоенным, застав меня около коробок с «Калполом». Это осталось без последствий. Он вел меня между хижин, кожаная кобура поскрипывала на ходу; мы шли по направлению к холмам, где жители деревни обрабатывали мак.
– Хотите посмотреть, как они работают? – спросил он. Он шагал вверх по склону, заложив руки за спину, почти не беспокоясь, поспеваю ли я за ним, и выглядел совсем как английский землевладелец.
