Когда она появляется, рука Грегори взлетает к его груди. При ее появлении он не способен скрыть невольный вздох восторга.
– На тебя смотреть противно. Мерзкое зрелище.
Она смеется:
– Пошли.
По пути Грегори останавливается купить три красные розы на длинных стеблях. Ему нужно показать ей кое-что, говорит он. Уже в сумерках они добираются до Пер-Лашез. Все кошки на улице, шныряют между памятниками. Серый мрамор поблескивает в сумерках неярким, фосфоресцирующим светом. Им навстречу попадается другая парочка, направляющаяся к выходу из некрополя.
Она идет вслед за Грегори по лабиринту дорожек между надгробиями, сжимая его руку в перчатке. Они останавливаются в смутно знакомом месте. Это место, где она впервые увидела его ровно неделю назад. Увядшие красные розы, которые она заметила в прошлый раз, все еще лежат на первой ступеньке памятника. Грегори кладет свежие розы рядом с увядшими. «Сара», – читает она надпись. Ниже на камне высечены плохо сочетающиеся греко-латинские слова: «Et in Arcadia ego»
[28]
.
– Кто она была?
– Бернадетта Дюшан. Писательница, жившая в то время, когда женщине, выбравшей для себя писательское ремесло, часто приходилось туго. Умерла более сотни лет назад в бедности тридцати трех лет от роду. Так случилось, что она потеряла возможность публиковаться. То ли помешалась, то ли в ней еще раньше гнездилась душевная болезнь, но, как бы там ни было, она попала в приют для умалишенных, где и скончалась. Тогда современники решили, что эта женщина была гениальной. Группа богатых парижских писателей собрала деньги на этот памятник. Затем они снова забыли о ней.
– Ты ее «удочерил»?
– В известном смысле. Я пытаюсь добиться переиздания ее сочинений. Она была сексуальной революционеркой. Кроме того, она утверждала, что любой из нас одновременно живет несколькими жизнями, причем каждая жизнь не знает о существовании другой. Как ты думаешь, это сумасшествие?
– Нет.
– Ошибаешься. – Он слегка улыбнулся. – Конечно, это сумасшествие. Она была поврежденным в уме человеком. Вот почему я так люблю ее. Ущербные люди самые прекрасные. Они улетают так далеко, а падают еще дальше. Они падают, сгорая.
Поднявшись на три ступеньки мраморного надгробия, она проходит между коринфскими колоннами, поддерживающими крышу. Сварные железные ворота давно открыты нараспашку. Можно пройти под мраморный свод и коснуться гробницы, постучать по холодному надгробному камню. Коричневый жук скрывается в трещине на углу каменной могилы. Она чувствует присутствие Грегори за спиной и не может понять, зачем он ее сюда привел. Поворачивается к нему. Его дыхание становится прерывистым.
– Поэтому и я тебе нравлюсь? Я падаю? Или сгораю?
Вместо ответа Грегори прижимает ее к задней стене портика, грубо целует, не давая отвести рот, как будто желая раздавить ее губы. Она всматривается в его глаза. Он тянется рукой вниз, поднимает подол юбки, одной рукой прижимает его к ее груди, а другой шарит у нее в нижнем белье. Не отпуская ее, стягивает вниз чулки и трусики. Вечерний воздух холодит кожу. Раздев ее, он нагибается, сдергивая перепутавшееся белье к зашнурованным сапожкам. Достав нож, вспарывает нейлон и хлопок. Его губы вжимаются в подъем сапожка. Она чувствует, как горячий язык движется вверх по ноге, как останавливается и вздрагивает под коленом, а потом перемещается вверх стремительными бросками – словно язычок пламени по гладкой коже внутренней стороны бедра, – прежде чем достигает самого сокровенного места.
Трепеща под неистовством атаки, она пребывает между шоком и растерянностью, желанием дать отпор и ошеломлением. Она цепляется за его волосы, выпускает их, пытается оттолкнуться от каменной стены. Вновь задрав подол юбки, он прижимает ее спиной к холодному мрамору и, просунув согнутую в локте руку ей под колено, высоко поднимает ее ногу. Возникает нелепая заминка с брюками; она помогает ему, высвобождая рукой его пылающий жаром член. Он приподнимает ее и толчком входит внутрь.
Она сухая, и это вызывает боль. Неистовство некоторое время не ослабевает, но затем изнеможение заставляет его остановиться перед самым финалом. Они притулились друг к другу в сумерках. Она молчит, удерживая его, ожидая продолжения. Шокирующий душок их соития смешивается с запахами земли, гниющей листвы, разрушающегося камня. Внезапно Грегори отстраняется, оправляет одежду, стремглав убегает.
Семеня вслед за ним, она тихо зовет его в темноте кладбища:
– Грегори! Грегори, ответь мне. Ты должен со мной поговорить.
Вернувшись в квартиру, она упорно стучит в его дверь. Он заперся в комнате и не желает разговаривать. Она чувствует, как он, стоя по ту сторону двери, давит на деревянную панель; она ощущает через дверь запах его дыхания.
В бешенстве она оставляет его. Наполняет ванну и запирает дверь туалетной комнаты. В горячей, благоуханной воде, с порозовевшей кожей и волосами, увлажненными поднимающимся паром, от которого запотевает зеркало, она снова думает о золотистом и зеленом свете. Световые копья пронзают туман. Зеленый и золотой свет расщепляется на длинные тонкие колонны, дрожащие, стройные, слегка волнующиеся, как будто от легкого ветерка. Игра света напоминает зеленую листву, расшитую блестками солнечного сияния, и золотые слитки кукурузных початков. Она – в глубине поля, густо заросшего высокой кукурузой. Ну вот же, вот. В глубине кукурузного поля, ушедшая навеки.
27
У Рейчел хватало забот: приходилось беспокоиться о каждом. Последние несколько дней она широко раскрытыми глазами наблюдала за событиями, которые вершились в доме. Час за часом сильнее давила лежащая на душе тяжесть, словно внутри у нее назревали нарывы, раздуваясь до размеров футбольного мяча, – по одному на каждого обитателя дома. И теперь, когда Джеймс отправился бродяжничать, она начала вскрывать гнойники своих мрачных предчувствий с помощью ланцета совести.
Ее, как и всех остальных, удивило его исчезновение, но, когда Сабина объявила, что он прихватил с собой паспорт и кредитные карточки, стало ясно, что его поступок является логическим завершением предыдущих событий. В период их романа он часто говорил о своей готовности оставить Сабину и девочек – слишком часто, чтобы Рейчел приняла это всерьез, – и то, что она никогда не просила его об этом и не поощряла к столь решительным действиям, по-видимому, раздражало его. Принято считать, что женщины вечно пристают к своим любовникам с требованием оставить жен ради более высокой формы любви. Однако Рейчел не нужно было вглядываться в магический кристалл или гадать на кофейной гуще, чтобы увидеть: если Джеймс когда-нибудь и решится на развод, то вовсе не для того, чтобы обзавестись другой женой а для того, чтобы обрести другую жизнь. Что касается Рейчел, то она вовсе не принадлежала к тому типу стандартных любовниц (как считала она сама), которые просто хотят получить то, чего получить не могут. Ее интересовал жизненный опыт Джеймса, а не будущая жизнь с ним. Она им восторгалась, привязалась к нему, ей нравился его запах, но и только. Всего лишь этой крупицей его Сущности хотела она завладеть. Коллекционирование марок другой страны само по себе еще не означает, что вы жаждете сорваться с места и переселиться в эту страну.
