Жиль отвесил признательный поклон.
— Господин генерал, когда-то давно я избрал свою судьбу всегда следовать за вами. Куда вы поведете, будь это хоть ад.
— Путь наш недалек. А если король не захочет выслушать нас, то останется еще один выход: увезти тебя в Кале в моем обозе.
Он поискал взглядом трость, нашел ее, потом взгляд его остановился на небольшом секретере из драгоценного дерева, стоящем на тонких ножках. Он критически посмотрел на молодого человека.
— Тебе чего-то не хватает, — пробормотал он, — чего-то, о чем я совершенно забыл.
Крупными шагами он подошел к секретеру, открыл его, вынул из него темно-синий кожаный ларец, подержал его в руках не открывая.
— Год назад, — произнес он совсем уже не торжественным тоном, — в мае тысяча семьсот восемьдесят третьего года офицеры американской армии объединились в ассоциацию друзей.
Она должна прожить так же долго, как и они или старшие представители их рода по мужской линии, при отсутствии таковых — их ближайшие родичи, достойные стать членами этой ассоциации. Поскольку они покинули мирную жизнь, а потом возвратились к ней, они избрали своим символом имя славного римлянина Луциуса Квинтиуса Цинтинатуса. Он вернулся к ремеслу пахаря после того, как спас Рим. Они назвались обществом Цинтинатиев. От всей души стремясь воздать честь их французским товарищам по оружию, они порешили принять в члены общества, кроме своих полномочных послов, также наших адмиралов, генералов и полковников. Король дал свое любезное согласие на открытие французского отделения в прошлом январе, и в этом доме состоялось ее первое заседание под председательством адмирала д'Эстена.
— А почему именно д'Эстена? — прервал Жиль с негодованием. — Вы же сделали в сотни раз больше.
— Это не твое, не мое дело. И не прерывай меня.
У нас нет времени. Итак, на этом заседании ты отсутствовал, и в принципе, не имея чина полковника, ты вовсе не должен бы иметь право вступить в общество Цинтинатиев. Но все пришли к единому мнению, впрочем, это было и мнением генерала Вашингтона, что Кречет заслуживает того, чтобы носить золотого орла.
Перед глазами молодого человека, внезапно побледневшего от волнения, Рошамбо открыл ларец и вынул оттуда любопытную награду: массивного «лысого орла» из золота, висящего на голубой ленте. Он быстрым жестом надел награду на застывшего офицера.
— По специальному разрешению его превосходительства генерала Вашингтона, а также Его Величества Людовика Шестнадцатого, милостью Божьей короля Франции и Наварры, отныне, шевалье де Турнемин де Лаюнондэ, вы являетесь членом общества Цинтинатиев. Им же будет и ваш сын, и сыновья ваших сыновей. Я желаю, чтобы они были так же достойны этого, как и вы.
По американскому обычаю Рошамбо крепко пожал руку своему бывшему секретарю, который с трудом сдерживал слезы. Он сумел превозмочь свои чувства, щелкнул каблуками и отвернулся.
— Эй там, Пуатвен! Шляпу, перчатки. Мы едем!
Двумя часами позже Жиль следовал за широкой спиной генерала в королевскую библиотеку на первом этаже Версальского дворца. Там он застыл в низком поклоне перед своим повелителем, которому было около тридцати.
Король был в отличном настроении. Он только что возвратился с охоты в Марли, удача, впрочем, всегда сопутствовала этому страстному любителю псовой охоты. А поскольку король выезжал на охоту каждый день, он был сегодня в своем обычном настроении.
Еще в ботфортах, одетый в костюм серо-железного цвета, с единственным украшением — ярчайшей белизны жабо и манжетами, — все это немного скрывало начинающуюся полноту, — король стоял посреди ярко освещенного зала, обшитого светлым деревом с золотой отделкой. Когда-то, при его предке Людовике XV, это был зал для игр. Теперь его переделали в величественную библиотеку, в которой были собраны самые серьезные работы. Возле короля на столе был разложен большой план Парижа с расставленными на нем макетами зданий.
— А, господин Рошамбо! — воскликнул король, прерывая его извинения за несвоевременность этого внезапного визита. — Проходите и не извиняйтесь. Мне всегда доставляет большое удовольствие видеть вас.
— Дело в том, что я действительно боюсь, что я слишком назойлив. Я вижу, что Ваше Величество заняты.
— Совсем нет. Я смотрел работы других, и они мне показались весьма интересными. С того времени, когда в прошлом году я создал комиссию по изучению Парижа, мои архитекторы славно поработали. Признаюсь, что представленное ими совсем не лишено интереса. Посмотрите, господин Суффло, контролер зданий Парижа, предлагает провести широкую артерию с востока на запад, проходящую через Лувр и Тюильри. А господин Патт хочет вывести Главный рынок за пределы Парижа и ликвидировать Главный госпиталь как источник инфекций. Он хочет также освободить остров Сите и провести другую крупную артерию с севера на юг, параллельную улице Сен-Жак. А что вы скажете о моем предложении? Мне только что принесли макет, сделанный по моим рисункам.
С необыкновенной для такого дородного человека ловкостью Людовик XVI снял с подставки большой макет, представляющий красивую площадь, усаженную деревьями, с чудесным фонтаном в центре.
— Красивая площадь, — ответил Рошамбо с улыбкой. — Фонтан великолепен. И в каком же месте король хочет воздвигнуть это чудо?
— Если я вам не скажу, вы никогда не угадаете. Я не побоюсь сказать вам. Идея очень революционна. Эта площадь будет существовать, когда я прикажу разрушить Бастилию.
— Бастилию? Ваше Величество, не сплю ли я?
— Да, я об этом много думаю. Эта старая темная крепость оскорбляет мой взгляд, когда я проезжаю мимо. Она безобразна, ветха, черт возьми, мы же живем не в средние века. И вдобавок, она перегораживает всю улицу Сент-Антуан. Кроме того, она не используется… или почти не используется. Достаточно других тюрем для мошенников Парижа. Что вы на это скажете?
Рошамбо поклонился.
— В том, что король — отец своего народа, я никогда не сомневался, а вот этот молодой человек может лишь аплодировать обеими руками разрушению государственной тюрьмы.
Улыбка, озарявшая полное лицо короля, исчезла. Он поставил макет на место с некоторым сожалением, медленными шагами, с руками за спиной, прошел к своему столу, но не сел за него. Когда же он вдруг повернулся, встревоженный Жиль увидел, как он преобразился. Любезный дворянин, ученый — все это ушло. Перед ним был именно король, отмеченный величественностью. Вопреки злоязычию Людовик XVI отлично умел преображаться, когда это было необходимо.
— Что такое? Почему этот молодой человек может оказаться в Бастилии? Насколько я понимаю по его наградам, это один из ваших солдат?
Ваше имя, сударь.
Жиль, вытянувшись в струнку, ответил:
— Шевалье де Турнемин де Лаюнондэ, сир.
Лейтенант запаса драгун королевы.
