Через некоторое время оба стояли один против другого посреди прямоугольника со скошенной травой и утоптанной землей. Элегантный в полосочку фрак и голубой мундир с серебряными галунами полетели на землю одновременно, за ними последовали шляпы, и, как будто в балете, оба дуэлянта отсалютовали друг другу шпагами и заняли позицию одновременно.
Первые выпады были быстрыми, никто не произносил ни слова. Лозен дрался с некоторой беспечностью, как человек, слишком уверенный в своих силах. Жиль же — как человек, спешащий перейти к другим делам. Но эта спешка едва не стала для него роковой, поскольку шпага его соперника прошла совсем рядом с грудью.
— Знаменитый Кречет едва не нанизался на вертел!
— Вертел, который его проткнет, еще не сделали, но ничего не вижу предосудительного и признаю свои ошибки. Слишком большая спешка вредит.
— Грехи молодости. Это у вас пройдет.
— Уже прошло.
Заставив себя успокоиться, Жиль начал хладнокровно изучать манеру своего противника и быстро обнаружил, что она слишком академична, чтобы быть эффективной. А кроме того, чересчур беспорядочная жизнь, которую вел Лозен, — вино, женщины, — лишила его выносливости. Жиль удостоверился в этом, резко сплетя свою шпагу со шпагой противника и мощным захлестом вырывая ее из его руки. Шпага Лозена отлетела в сторону.
— Черт побери! — воскликнул Лозен. — Вы более опасны, чем я этого ожидал. Я обезоружен.
— Поднимите вашу шпагу, господин герцог, мы еще не закончили.
Бой возобновился и стал более ожесточенным.
Видно было, что Лозен начинал нервничать, а Турнемин, напротив, становился более спокойным.
Он отражал выпады спокойно и методично, как будто находился в спортивном зале. Лозен это заметил.
— Проклятье! В какую игру вы играете? Вы что, щадите меня?
— Ну что вы! Защищайтесь же!
Быстрый выпад, еще более быстрый обманный выпад, и шпага, проскользнув по ребрам герцога, пропорола тонкий батист его рубашки.
Лозен покачнулся, шпага выпала из его руки.
Он упал бы, если бы Жиль не поймал его.
— Я вас серьезно ранил?
— Не думаю, — ответил Лозен, пытаясь улыбнуться, — но будьте столь любезны, проводите меня до кареты. Я себя не очень хорошо чувствую.
Внезапно он потерял сознание. Шевалье забеспокоился: он вовсе не хотел серьезно ранить своего противника. Он положил его на траву как можно осторожнее и попытался оказать первую помощь, чему он научился во время службы в армии.
Кровотечение было обильным. Жиль разорвал рубашку, сделал большой тампон, наложил на рану, закрепил его своим поясом. При этом он клял последними словами излишние предостережения Лозена, который оставил карету довольно далеко. Как будто кучер не мог догадаться, куда это направляются два вооруженных человека, так вежливо обменивающиеся короткими фразами в пути. Конечно, карета не смогла бы проехать прямо до лужайки, но кучер мог бы оказать необходимую помощь. Оставалось самому нести герцога.
Он уже готовился взвалить его на плечи, как вдруг вежливый голос прошептал за его спиной:
— Лучше будет, если вы позволите мне пока его осмотреть.
Как истинный бретонец, впитавший все легенды своего края. Жиль на какое-то время поверил, что это лесное существо, вышедшее из лесу, хочет помочь ему. Человек действительно был похож на гнома, с хрупкими ножками, узкой грудью и огромной головой. Лицо его также не было произведением искусства: свинцового цвета кожа, приплюснутый нос, слегка искривленный рот, желтые глаза с серыми точечками. Но за некрасивой внешностью скрывался ум, а глубокий музыкальный голос обладал странной прелестью.
— Конечно, осмотрите. Вы врач?
— Я получил университетский диплом в Эдинбурге.
— Так вы шотландец? — спросил Жиль по-английски. — Вы говорите без всякого акцента.
Маленький человек, наклонившийся над раненым, чтобы снять повязку и осмотреть рану, повернулся к нему с легкой улыбкой, не делавшей его красивее.
— Я и не знал, что господа гвардейцы короля изучают иностранные языки, — ответил он на том же языке. — Обычно их культура не заходит слишком далеко.
.. — Это вовсе не значит, что мои знания намного больше, но я выучил английский ребенком.
Америка же довершила это.
— Вот как! Так вы сражались там за свободу народа, а теперь вы сражаетесь один с другим. Решительно, человечество остается на этапе гусеницы, оно никогда не обретет крыльев. Дух братства должен, однако, идти рука об руку с духом свободы.
В любопытном взгляде желтых глаз, напоминавших взгляд кошки или тигра, сквозило что-то привлекательное. Красивые и ухоженные руки врача тем временем продолжали свое дело. Он прозондировал рану и наложил прежнюю повязку, заменив только пояс Жиля своим галстуком.
— Рана не серьезная. Через две-три недели не останется и следа. Шпага, к несчастью, скользнула вдоль ребер.
Турнемину подумалось, что он ослышался.
— К несчастью?! Я думаю, вы оговорились.
— Никоим образом. Я отказываюсь и думать, что было бы потерей для человеческого рода, если бы господин де Лозен исчез с лица земли.
— Как? Вы знаете его?
— Все знают господина де Лозена, — насмешливо промолвил странный врач. — Он слишком суетлив и развратен. Он и ему подобные душат и разрушают в зародыше те добрые зерна, которые называются народом. Этот больной великан значительно лучше мог бы вздохнуть, если бы освободился от таких, как Лозен.
Горький и одновременно саркастический тон маленького доктора поразил шевалье.
— Так вы его ненавидите?
— Ненавидеть кого бы то ни было мне запрещает мое ремесло. В доказательство тому, — вот вам, когда вы поместите этого человека в карету, вы дайте ему несколько капель этого, — сказал он, вынув из кармана маленький флакон, наполненный темной жидкостью, — и он почувствует себя лучше. Но если бы я однажды перестал быть медиком, я думаю, что сумел бы ненавидеть.
— Перестать быть медиком? Как возможно!
Вы же посвятили вашу жизнь служению человечеству, о котором вы так хорошо говорили.
— Кто вам сказал, что это меня перестало бы интересовать? Напротив, я бы служил человечеству еще больше, нежели сейчас, но по-другому.
Видите ли, у человека есть не только тело, нуждающееся в лечении, у него есть еще и дух, а сегодняшний дух человека болен. Ну что же, если вы можете мне помочь, то мы перенесем раненого в карету. А потом я вернусь к своей работе.
— Вы работаете в этом лесу?
— Я здесь ставлю силки на разных зверей для моих опытов по электричеству. Дело в том, что до последнего времени я был врачом в гвардии графа д'Артуа, но мои работы не нравились этим господам из Академии, и меня отстранили от должности. И мои финансы уже это почувствовали.
