Пусть я одна, хотя этого быть и не должно, но корабль — одно из тех мест, где Михаил не решится нанести удар. Он пытается втереться в доверие к Лайлам, и вряд ли они, включая надменную леди Регину, будут в настроении весело болтать со своим новым знакомым, если обнаружат в своих комнатах труп. Так что Михаил наверняка не решится убить меня из спортивного интереса, навсегда утратив возможность заполучить Клинок.
Впрочем, он может выбросить мое тело за борт. Меня охватил озноб, когда я сообразила, что сделать это будет очень просто. Кто найдет мой труп, плавающий посреди темного океана?
Но нет. Он так не поступит. Я видела его клыки, слышала его насмешки. Михаил не просто убьет меня. Он… он меня сожрет.
«Но здесь он этого не сделает, — твердо сказала я себе. — Потому что тут будет очень грязно, а весь ковер пропитается кровью». Но сегодня рассудительность не успокаивала меня так, как обычно. Страх свернулся в тугой ком в желудке, еда рвалась наружу, горло перехватило.
И раз уж я думала о Михаиле и о том, как быстро он подружился с Лейтоном, могла бы предвидеть то, что случилось дальше, но этого я не ожидала. Дверь открылась. Я быстро вскочила со стула, чтобы поздороваться с семьей… и Михаилом, вошедшим вместе с леди Региной.
— Как забавно, что вы в далекой Москве слышали о дяде Хамфри, граф Калашников, — сказала она, бросив свою меховую накидку на стул. — Он был известным коллекционером, но, признаюсь, я всегда считала его несколько… эксцентричным.
— Иногда эксцентричные люди по-настоящему гениальны, — ответил Михаил.
Он произнес это так, как произнес бы любой льстивый джентльмен, но выражение глаз противоречило беспечному тону. С того момента, как он вошел в каюту, Михаил смотрел на меня. И только на меня.
Я торопливо убрала на место накидку леди Регины, надеясь, что он не заметит, как сильно я испугана. Изо всех сил избегая его взгляда, я смотрела на всех остальных в комнате: на леди Регину, возбужденную появлением нового поклонника, на Лейтона, опять пьяного, и на Ирен, которая выглядела такой изможденной, словно весь день работала вместо меня. Очевидно, никто из них не знал, почему Михаил интересуется дядей Хамфри, и они ничего не подозревали; они не замечали уз, связывающих этого человека с миром сверхъестественного.
— Как жаль, что вы не можете познакомиться с виконтом Лайлом, — щебетала леди Регина. — Он бы обрадовался встрече с другом покойного дядюшки.
— В самом деле жаль, леди Регина. — Михаил плавно сделал еще один шаг в мою сторону. — А что помешало виконту отправиться с вами в путешествие? Надеюсь, не плохое самочувствие?
— У него дела в Лондоне, — слишком быстро ответил Лейтон.
Мог бы просто поднять табличку с надписью: «Он пытается договориться с кредиторами, чтобы мы могли продолжать жить как богатые люди, хотя остались без денег».
Но Михаил замял секундную неловкость с легкостью, присущей любому джентльмену:
— Деловые вопросы — такое бремя! Надеюсь, он скоро присоединится к вам в Штатах и я буду иметь удовольствие познакомиться с ним.
Ирен увидела меня, наверняка белую как простыню, и слабо улыбнулась:
— Ты можешь идти, Тесс. То есть Дэвис. Больше ничего не потребуется.
— Мне тоже пора уходить, — тут же сказал Михаил. — Вечер был чудесным, однако я должен пожелать вам bonsoir. Но пообещайте, что мы с вами в ближайшее время поговорим о коллекции дяди Хамфри.
«О нет, не отпускайте его вместе со мной!» Скорее всего, мы окажемся в коридоре не одни, но вдруг? И тогда… я даже думать не хотела о том, что случится тогда.
Раз в жизни снобизм леди Регины сыграл мне на руку. Она ни под каким видом не собиралась так легко отпускать русского аристократа:
— Вы должны остаться выпить бокал бренди с Лейтоном.
— Чертовски верно, — буркнул Лейтон, пытаясь удержаться на ногах.
— Мы уже выпили бренди в салоне, и мне этого вполне достаточно… — Безукоризненная маска сердечности Михаила дрогнула; спеша к двери, я чуяла его нетерпение.
— Ирен, помоги же мне убедить графа. В наши дни так редко встретишь приличных светских молодых людей! Клянусь, этот Алекандр Марлоу от кого-то скрывается. Он что, намерен пропускать каждый обед на борту?
Михаил смотрел, как я уходила, отлично понимая, что попался в собственную ловушку. Уже выходя за дверь, я услышала, как он сказал:
— Может быть, мистер Марлоу просто не умеет получать удовольствие от жизни. В отличие от меня.
Оказавшись в коридоре, я пустилась бежать. Несмотря на толстый ковер, каждый шаг отдавался громким топотом. Хорошо одетым леди и джентльменам приходилось прижиматься к стенам, чтобы не столкнуться со мной. Зрелище было то еще, но меня это не волновало. Нужно вернуться в третий класс до того, как Михаил сумеет вырваться от Лайлов.
Я добежала до лифта, где лифтер служил мне гарантией безопасности, хотя и был всего лишь мальчишкой. Он улыбнулся мне, и я почувствовала себя виноватой. Не подвергаю ли я его опасности, просто находясь рядом? Вдруг Михаил убьет кого-нибудь другого, добираясь до меня?
Мальчик высадил меня в третьем классе, и я снова побежала. Глупо, конечно, — он никак не может преследовать меня тут. Но вечерний свет в коридоре показался мне не таким ярким, и я вообразила, что за спиной раздаются шаги.
Нет. За спиной действительно послышались шаги.
Я бежала все быстрее и быстрее, и шаги тоже ускорялись. Дверь в третий класс находилась прямо передо мной. Чтобы ее отпереть, придется остановиться, и в это время он меня догонит. Сердце колотилось как сумасшедшее, я решила повернуться и драться…
Резко повернулась и никого не увидела. И ничего не услышала.
Это эхо. Эхо моих собственных шагов.
Я рассмеялась над своей глупостью, но смех прозвучал как-то очень жалко, а сердце продолжало колотиться. Всю дорогу до каюты ноги мои дрожали.
В каюте было темно, пожилые норвежские леди уже спали, а Мириам еще не вернулась. Может быть, теперь моя очередь дразнить ее «ночными приключениями»? Но нет, еще совсем не так поздно. Наверное, они с Джорджем просто гуляют по палубе. Я могла бы сходить в столовую и посмотреть, не устроили ли там снова вечер танцев, но слишком устала, чтобы получить от этого удовольствие.
Этой ночью я хотела только спать.
Я надела ночную рубашку. Когда тонкий ситец скользнул мне на плечи, я вспомнила, в чем спала вчера — в нижней одежде, влажной от пара. И вспомнила Алека, запертого в турецких банях, снова превратившегося в волка. Воющего. Чудовищного. Ужасного.
Но когда я вспоминала, как болезненно дается ему превращение… когда представляла, через какую он проходит агонию (как Михаил), не имея ни выбора, ни надежды… нет, я не могла бояться Алека. Я испытывала только сострадание.
Уже собравшись залезть на свою верхнюю койку, я услышала шуршащий звук под дверью, посмотрела и увидела сложенный лист бумаги, просунутый в щель.
