Я протянула ей розовое платье. Ирен бросила его себе на колени:
— Пусть побудет у меня. Я подозреваю, что мама непременно про него спросит. Но когда мы доплывем до Нью-Йорка… Тесс, я собираюсь вернуть его тебе.
— Нет, мисс. Вы не должны так рисковать.
— Оно твое, — настойчиво повторила Ирен. — И ты не должна его лишаться только потому, что мама повела себя низко, а ты всего лишь захотела провести день на палубе.
Мы посмотрели друг на друга, и дистанция между аристократкой и прислугой вдруг заметно сократилась. В эту минуту я почти поверила, что мы друзья.
— Я знаю, что это такое — мечтать хотя бы об одном дне свободы.
Я кивнула, давая Ирен знать, что все понимаю. Она снова похлопала меня по руке, и мне показалось, что она готова меня обнять. Я бы не возражала.
Но тут вошла леди Регина.
— Ты, — бросила она, — приступай к работе. Что это ты себе позволяешь — явиться утром после такого возмутительного представления да еще и бездельничать?
Я потянулась за серебряной щеткой для волос, лежавшей на туалетном столике, и начала причесывать мисс Ирен.
Слова леди Регины словно хлестали меня по спине:
— Ты такая же, как твоя сестра, верно? Потаскушка без нравственности и приличий. Смотри, как бы тебе не оказаться в той же ловушке, моя дорогая. Или тебя уже поздно предупреждать, как и многих других?
Моя сестра, мать ее внука! Во мне вскипал жаркий гнев, и я чувствовала, что сейчас не выдержу и закричу.
Но закричала Ирен.
— Ирен?! — Леди Регина уставилась на нее. Должно быть, так громко Ирен не кричала с тех пор, как родилась. — Что это на тебя нашло?
— Оставь Тесс в покое! Оставь меня в покое! Убирайся из моей комнаты! Я тебя видеть не могу!
Ирен походила на сумасшедшую. Она схватила небольшой кувшин с водой, стоявший на тумбочке у кровати, и швырнула его в леди Регину. Кувшин ударился в стену, вода выплеснулась из него и примяла пышную прическу матери. Не будь я настолько поражена, начала бы аплодировать.
Леди Регина даже глазом не моргнула.
— Тесс, оставь нас одних! — скомандовала она. — Иди помоги Хорн. От нее сегодня нет никакого толку, она не справляется с Беатрис.
Я повиновалась, хотя предпочла бы остаться, чтобы не пропустить ни словечка.
Дверь комнаты Ирен закрылась, я направилась в детскую, но мне перегородили дорогу. Лейтон.
Он выглядел хуже, чем обычно. Светлые волосы были зализаны назад, и теперь стало особенно заметно, как сильно он похудел. Должно быть, Нед причесал его так специально. Но больше всего меня поразили бледность и одутловатость его лица. Он всегда пил много, но, похоже, последние два дня буквально не просыхал. Благодаря Михаилу, сообразила я. Не я одна пешка в играх богатых людей.
Лейтон смотрел мимо меня на закрытую дверь спальни Ирен. Скандал между матерью и дочерью слышался оттуда приглушенно, но, когда они начинали кричать, он мог разобрать каждое слово. Я сообразила, что он чем-то сильно расстроен, и, думаю, поняла, чем именно. Я застала его в минуту слабости, а через несколько дней я просто уйду и больше никогда не увижу Лейтона Лайла, и если я хочу ему что-нибудь сказать, то это был самый подходящий момент.
— Значит, мою сестру уже поздно предупреждать, да? — спросила я. — Сэр.
Он мог бы начать надо мной презрительно насмехаться, или сказать, что я все придумала, или просто уволить меня. Я до такой степени разозлилась, что мне было плевать на все.
Он придвинулся ко мне — от него ощутимо несло спиртным. Или еще не выветрились следы ночной попойки, или он начал пить уже за завтраком. Думаю, скорее, последнее.
— Я не собирался… не думал… э-э-э… что все так обернется.
Он не собирался? Еще как, черт побери, собирался сделать то, от чего моя сестра забеременела!
— Могли бы заступиться за нее.
— Что? И повести ее к алтарю? Устроить большую церемонию с епископом в Солсберийском соборе? — Вот теперь Лейтон насмехался, но запавшие бледные глаза его выдавали. Он не получал удовольствия от своих колкостей. — Неужели ты такая простота, что думаешь, будто это возможно?
— Я знаю, как устроен мир, сэр. Но вы могли бы о ней позаботиться. Могли бы повести себя порядочно, а не заставлять ее голодать.
Он побелел так внезапно, что я поспешно вытянула вперед руки, не сомневаясь, что он рухнет на пол, и собираясь его подхватить.
— Дейзи… она… она не могла голодать.
Боже милостивый! В некотором смысле он и вправду за нее переживает, просто недостаточно.
— Нет, она не голодает, но не благодаря вам. Она вышла замуж за хорошего человека, и он о ней заботится.
Лейтон облегченно выдохнул. Уж не знаю, насколько он о ней беспокоился, но ревновать Дейзи к ее новой любви не собирался; то, что она вышла замуж, для него означало только, что можно больше не терзаться чувством вины.
— Значит, все устроилось, так?
— Она голодала. Мерзла, осталась одна и очень боялась. Люди в деревне над ней смеялись и всячески обзывали ее. Мой отец никогда больше слова ей не скажет. И все это сделали вы и ваш эгоизм.
— Забыла, где твое место, Тесс?
— А вы забыли, где ваше!
Гнев исказил его черты, и все-таки он выглядел более привлекательным, более похожим на юного Лейтона, чем за все последние годы. Я увидела, что его могут сотрясать истинные чувства, в первый раз с тех пор, как… с тех пор, как уволили Дейзи.
— Не начинай еще ты. Я достаточно наслушался от отца и матери, чтобы хватило на всю жизнь. Я бы… а, ты все равно не поймешь, что это такое — иметь ответственность перед семьей.
Это я-то, делившая постель со своей сестрой, помогавшая кормить больную бабушку, сделавшая для своей семьи больше, чем когда-нибудь сделает Лейтон! Но я услышала то, о чем он не сказал вслух.
— Вы хотели поступить с ней порядочно. Вы хотели дать ей денег и помогать растить ребенка. Но леди Регина вам запретила, и вы, как комнатная собачка, ее послушались.
Послушание дорого ему стоило, теперь я это видела. Понимала ли леди Регина, что, победив своего сына, она навсегда сломала его? Даже если и понимала, могу биться об заклад, что она об этом не сожалеет.
Мысль о Дейзи, беременной и одинокой, с единственной золотой булавкой, отданной ей на жизнь, и Лейтоне, из трусости ее бросившем, наполнила меня яростью, выплеснувшейся за все разумные рамки. И, не успев остановиться, я влепила ему пощечину. Боже милостивый, я ударила Лайла! Казалось, что сейчас земной шар расколется на две половины. Удар получился несильный, но лишил пьяного Лейтона равновесия, и, чтобы не упасть, он схватился за мою юбку.
Я услышала, как трещит ткань, и подумала, что плевать, пусть форма рвется. Меня переполняло презрение к жалкому виду Лейтона.
