— Я собирался попросить отца, — торопливо говорил Алек. — Но я не могу просить его убить своего единственного ребенка. Глубоко внутри душа у него нежная, и это уничтожит его навсегда. Я знаю, тебе тоже будет нелегко, но… ты сильная, Тесс. Сильнее, чем сама о себе знаешь. Не думаю, что в жизни есть что-то, чего ты не сможешь выдержать, если захочешь.
— Значит, ты просишь меня выдержать вот это.
Холодный ветер растрепал его кудри.
— Ты знаешь, что я очень не хочу просить тебя. Почти так же сильно, как не хочу умирать. Но если мне останется только такой выбор — стать убийцей или быть рабом Братства, — это хуже, чем вообще лишиться жизни.
Отправляясь в это путешествие, я знала, что больше не смогу быть служанкой у Лайлов. Если инициация не сделала Алека свободным, значит его тоже ждет вечное рабство — ни свободы, ни справедливости. Для себя я спланировала выход из положения, но что, если бы никакого выхода не было? Согласилась бы я провести остаток жизни в рабстве или же предпочла бы покончить с ней?
Алек заслуживает такого же милосердия, какого я хотела бы для себя.
Собравшись с силами, я медленно сомкнула пальцы на рукоятке ножа, забрала его у Алека и посмотрела ему в глаза. Слова сжигали меня изнутри, но я произнесла:
— Да. Я это сделаю.
Алек выдохнул. Облегчение перевесило даже страх смерти.
— Спасибо.
— Ты оставил записку отцу? Объяснил ему? — Я проглотила рыдание. — Если мне придется убить тебя, я это сделаю, но не хочу, чтобы меня повесили.
— Как всегда, практична. — На красивом лице Алека мелькнула тень улыбки. — Я оставил записку. Даже две записки; одну — ему, чтобы он увидел ее сразу же, как только придет после вечернего бокала бренди с полковником Грейси. В ней объясняется все и говорится, что он должен сделать. Вторая — фальшивая записка самоубийцы. В ней сказано, что я так и не сумел пережить смерть Габриэль и решил прыгнуть в океан. Утопиться.
Это означает, что мы с мистером Марлоу должны будем бросить его тело за борт, чтобы завершить обман. Понятно же, что тело его никогда не найдут. Самое аккуратное решение из всех возможных. Но меня это убивало — думать об Алеке, таком живом и энергичном, как о трупе, мертвом теле, которое нужно выбросить в огромный бездонный океан. Слезы защипали глаза, но я крепче сжала нож.
Алек своей рукой направил мою так, чтобы острие ножа уткнулось прямо под грудину, в нескольких дюймах от сердца.
— Прости, Тесс. Я очень не хочу просить об этом тебя.
— Не нужно терзаться, когда просишь сделать то, что должно быть сделано.
Я достаточно сильная, чтобы выдержать это. Не знаю, считала ли я так до того, как Алек мне это сказал, но сразу поняла, что это правда.
Солнце низко опустилось за горизонт — полоса золотисто-оранжевого света, прорезанная темной линией океана. Нас хлестал холодный ветер, и в какой-то миг я поняла, что не могу больше смотреть в темные глаза Алека. Я уставилась на воду и увидела куски льда, намного крупнее, чем те, что мы уже встречали за время плавания.
— Стало так холодно! — прошептала я. — Мы идем на север? Сменили курс?
— Это океан изменился. — Голос Алека дрожал. Несмотря на все свое мужество, он не мог скрыть страха смерти. — Я помню, когда мы плыли в Европу, весь океан покрылся льдом. Пароходу пришлось останавливаться с полудюжины раз. Казалось, это тянулось целую вечность, а я так боялся того, чем стал, с таким нетерпением хотел попасть туда, куда мы плыли… — Он замолчал, и я поняла, о чем он думает: в этот миг, когда ему, возможно, осталось всего несколько минут жизни, он отдал бы все, лишь бы вернуться в те дни.
Небо над головой темнело оттенками; все еще ярко-голубое рядом с заходящим солнцем, оно сделалось сиреневым вокруг и над ним, и теперь этот цвет разливался дальше на восток, переходил в темно-синий и скоро должен был почернеть.
Я смотрела на острие ножа. В этом тусклом свете оно сверкало, а сам нож казался мне таким тяжелым! Расстегнутая рубашка Алека давала мне возможность прижать лезвие к его обнаженной коже. Хватит ли мне силы воли, смогу ли я нажать достаточно сильно, чтобы пробить кожу, кость и сердце?
— Что ты чувствуешь? — От отчаяния голос мой звучал задушенно. — Ты можешь почувствовать приближение этого? Или не приближение?
— Не знаю. Сердце колотится быстро, и я потею… так всегда бывает перед превращением…
О боже!
— …но я нервничаю. Причина может быть в этом. — Алек изо всех сил пытался держать себя в руках. — Не могу понять разницу.
Он так боится! Сердце мое рванулось к нему, и в этот миг я ощутила его боль куда острее, чем свою собственную.
— Все хорошо, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Я не дам тебе превратиться. Ты не ранишь меня. Ты никого больше не ранишь. Я держу тебя. — Словно я удерживала его над пропастью, а не собиралась столкнуть туда.
Наши взгляды снова встретились. Розовый закатный свет раскрасил наши лица. Я еще крепче сжала кинжал, чувствуя, как все быстрее колотится сердце.
Солнце опускалось все ниже и ниже… осталась тоненькая полоска света… она исчезла. Наступила ночь.
И Алек остался человеком.
Мое тело обмякло. Я качнулась назад, нож выпал из руки. Алек подхватил меня и обнял своими сильными руками, хотя и сам едва стоял на ногах.
— Тесс, — прошептал он мне в волосы, — я свободен.
— Ты свободен навеки, — повторила я. — У тебя есть шанс, Алек. Ты не должен оставлять надежду.
— Моя отважная Тесс. — Его губы коснулись моей щеки, затем уголка рта.
Я прижала его к себе и поцеловала, потом еще раз, крепче, Алек приоткрыл рот, его язык коснулся моего.
Ветер хлестал нас холоднее и резче, чем до сих пор, и Алек втянул меня в каюту, подальше от надвигающегося холода. Мы споткнулись о тяжелый резной стул, стоявший в гостиной; может быть, поэтому я упала на колени и потянула Алека за собой. Поэтому он обнял меня за талию и уложил на ковер перед камином.
Хотя и я, и он знали почему.
— Наконец-то я могу это сказать, — пробормотал он, не размыкая объятий. Наши тела все крепче прижимались друг к другу. — Я люблю тебя.
— И я тебя люблю. — Это даже не казалось откровением. Это казалось чем-то таким, о чем я знала с первой же секунды нашей встречи.
— Тесс. — Алек жарко дышал мне в шею. Наши руки и ноги переплелись. Я распахнула на нем рубашку, обнажая широкие плечи. Он накрыл меня своим телом. — Я ничего не могу тебе предложить.
Он имеет в виду брак. Будущее. Все, что привязывает его к Братству, отрицает нас. Все эти вещи, казавшиеся такими важными при ярком свете дня, сейчас были такими бессмысленными.
— Ты можешь предложить мне сегодняшнюю ночь. — Я изогнулась всем телом, и Алек застонал. В последний миг перед тем, как наши губы слились, я шепнула: — Этого достаточно.
