Льдинка помолчала, потом вздохнула:
— Я все-таки довольно глупая лошадь. Ты волновался обо мне, Миска меня искала, а еще главный конюх пришел утром и сказал, что все ждут моего возвращения и скучают. А я обидела его.
— Так ты вернешься в конюшню? — спросил ослик, стараясь, чтоб его голос не дрогнул.
Льдинка подошла к нему поближе и заглянула в глаза:
— Филипп, милый, я все же не цирковая, а скаковая лошадь. Скачки снятся мне каждую ночь. Но я была бы счастлива приходить сюда в гости. Ведь ты мой друг, и я буду скучать по тебе.
— У тебя там нет недостатка в желающих дружить, — с ноткой ревности ответил ослик.
— Ну конечно, — улыбнулась Льдинка. — Думаю, что жеребец Стивен ждет моего возвращения, я знаю, что он ко мне неравнодушен. И он мне тоже нравится, если честно. Но дело в том, что любой самый прекрасный жеребец в нашей конюшне годится лишь на роль жениха. Это прекрасно, но недостаточно. И только ослик может быть мне братом. Если, конечно, он этого хочет, — закончила Льдинка немного смущенно.
— Он хочет, — радостно кивнул ослик.
На душе у него стало легко:
— Так, значит, ты будешь приходить к нам?
— Да, и вы приходите ко мне, и ты, и тетушка Аделаида Душка, и все-все. Но ты приходи когда захочешь, ладно? Почаще.
Филипп чувствовал, что от радости у него словно выросли крылья. «Бывают крылатые лошади, но крылатых ослов история не знает, — подумал Филипп. — Если бы у меня появились крылья, я был бы первым».
Осталось только выяснить один вопрос:
— Льдинка, а кто из нас старше?
— По-моему, ты, Филипп.
— Так, значит, я буду тебе не просто братом, а старшим братом, так?
— Получается, что так.
— Тогда иди надень попону, а то в такой сырости ты простудишься. И, кажется, ты еще не полдничала. Надо беречь желудок, ступай-ка поешь.
И он строго глянул на нее снизу вверх.
«Заботливый старший брат, — подумала Льдинка. — Это ужасно приятно».
И отправилась к кормушке.
Глава двадцать девятая
Про то, как Шкатулка помогла королеве
Королева Ида стояла на крыльце Эвиного фургона.
Что она скажет незнакомому человеку? И что будет, если Эва ответит ей: «А почему вы решили, что я могу вам помочь?»
В этот момент дверь открылась и Ида увидела очень странную женщину. Эти карманы, набитые всякой всячиной, яркие лоскуты, растрепанные рыжие волосы…
Ну конечно, клоун и должен быть рыжим. Однако Иде показалось, что это особый — добрый — знак.
— Вы — клоун Шкатулка? — спросила Ида.
— Здравствуйте, королева. Ох, да вы вся дрожите. Эй, Миска, принеси сюда шаль, она лежит вон там на скамье!
В другое время королева бы удивилась, как ее шаль, оставленная во дворце, очутилась тут, на цирковой скамье. Но удивляться у нее уже не было сил.
Эва бережно накинула шаль Иде на плечи, и через минуту королева уже сидела в тепле, у стола.
Стол был накрыт на двоих — чай, яблочный пирог, земляничное варенье, над ним лила мягкий свет керосиновая лампа, углы фургона тонули в ласковой темноте.
— У вас рыжие волосы, — сказала Ида. — У всех, кого я люблю, тоже рыжие волосы. У его величе… у мужа и у дочки, — закончила она.
— Хорошее начало разговора, — улыбнулась Эва. — Я клоун Шкатулка. Но вы можете называть меня Эва.
— Эва — очень красивое имя. А меня зовут Ида.
— Вы любите яблочный пирог, Ида?
— В детстве очень любила. Когда я была маленькая, наша соседка всегда пекла по воскресеньям яблочный пирог. Большой, как колесо телеги. И угощала всех детей. И меня тоже угощала — она говорила, что без нас ей никак не справиться.
— Теперь она больше его не печет?
— Не знаю. Думаю, что нет, — старшей фрейлине неприлично возиться на кухне.
— Вот она удивится, когда вы попросите ее научить вас печь такой пирог.
Эта мысль никогда не приходила Иде в голову.
— Последний раз на моей памяти она выказала удивление, когда из дворца ей прислали официальное приглашение на работу.
— Что, ее происхождение не допускало возможности сделать такую блестящую придворную карьеру?
Ида вздохнула:
— Ее происхождение было безупречным. В отличие от моего.
Эва взяла нож и отрезала кусок пирога:
— Давайте вашу тарелку.
От пирога шел такой аппетитный запах, что Ида, забыв про приличия, взяла его обеими руками и откусила.
— Дворцовый этикет требует умения пользоваться вилкой и ножом, — с мягкой улыбкой сказала Эва.
Ида покраснела, пытаясь проглотить то, что было во рту, но Эва добавила:
— Но разве так не вкуснее? Кстати, вы можете определить, с какой яблони сорваны эти яблоки?
Ида удивленно посмотрела на нее.
— Вряд ли, — кивнула Эва. — А между тем они прекрасно справляются со своей ролью — начинка у пирога удалась, как вы считаете? Вам чаю или кофе?
— Я люблю чай, — сказала Ида. — Когда я училась в университете, то каждый день пила чай, мне очень нравилось.
— А кофе?
— А кофе я первый раз попробовала на четвертом курсе. Меня им угостили.
— Если я буду настаивать на кофе, вы скажете, что все рыжие все время уговаривают вас выпить кофе?
Ида кивнула:
— Если будете настаивать, то я именно так и скажу.
Она поболтала ложечкой в стакане и почувствовала, что согревается.
— Почему-то сейчас вспомнилось… У нас в университетской столовой висели похожие лампы, с зелеными абажурами. Я сидела у окна, и тут ко мне подошел молодой человек и спросил, не откажусь ли я выпить с ним кофе.
— Он был рыжий и кудрявый? — поинтересовалась Эва.
— Да, он был именно такой.
— Если бы я описывала наш разговор в книге, то непременно добавила бы ремарку: «Сказав это, она улыбнулась». Но вы не улыбнулись, Ида.
— У меня нет причин улыбаться, Эва. Вы ведь знаете, что моя дочь пропала.
— Но у вас еще нет дочери. Вы еще сидите за столиком в университетской столовой. И как вам понравился кофе?
— Кофе мне понравился. Но он был значительно дороже, чем привычный мне чай.
— Наверное, не стоило его пить?
— Ну что вы. — Ида покачала головой. — Я никогда не жалела о том знакомстве. Да и как можно было жалеть?
— Вы немного рассердились на меня. И это хорошо.
