– Для нас это был настоящий удар, –
вздыхала Наташа. – Во-первых, мы искренне любили Настю, во-вторых, страшно
не хотели, чтобы в газеты проникла весть о ее сумасшествии, поэтому и перевели
в другую больницу, туда, где есть психиатрическое отделение для подобных пациентов.
Денег заплатили уйму! Еще нам повезло, что ни в Склифе, ни на новом месте не
узнали Лео. Он на сцене выглядит по-иному, парик, грим, высокая платформа. Но
все равно боялись. Тут пару раз звонили, спрашивали, где Настя, так мы с
перепугу другие номера клиник сообщали.
– Вам не показалось странной ее
смерть? – спросила я. – Шизофрения, конечно, неприятная штука, но с
ней живут десятилетиями, сломанная нога тоже не повод, чтобы отправляться на
тот свет…
Наташа сдернула с крючка посудное полотенце,
шумно высморкалась и спросила:
– Думаешь, мы убили ее? Конечно же, нет,
еще раз повторяю, Лео очень любил жену, и потом, мы не из тех людей, что
конфликтуют с законом. Ну подумай сама, с нашими-то деньгами… Сейчас полно
частных психиатрических клиник, куда можно поместить больного человека, как в
комфортабельную тюрьму, и забыть про него. А мы пытались лечить Настю
амбулаторно, терпели ее выходки и капризы. Нам-то от нее ничего не надо было.
Квартира? Ой, боже мой, да я завтра три такие купить могу.
– Все же это странная смерть, –
гнула я свое.
– Да нет, – вздохнула Наташа, –
нам врачи подробно объяснили. У Настюши на фоне приема психотропных средств
развился тромбофлебит, она, правда, пила всякие тромбо-ассы и аспирин, да не
помогло. Перелом, лежачее положение усугубили ситуацию, сгусток оторвался, и
все! Олег целые сутки проплакал.
«А на следующий день отправился изображать
гениального певца в «Метелицу», – ехидно подумала я.
Впрочем, скорей всего Наташа не врет, хотя
сбрехать данной даме, как мне чашку чая выпить. Но Настю они и впрямь не
отравили, и я видела, как Наташа и Олег суетились вокруг девушки в Склифе. И
квартира им, наверное, не нужна, своих денег полно. Нет, кончина Насти –
трагическая случайность.
– Бери пять тысяч баксов, – сказала
собеседница, – и не болтай.
Я встала со стула и с наслаждением потянулась.
– Зря не веришь, мне деньги не нужны. На
самом деле я ищу в Настином окружении мужчину по имени Егор.
– Никогда она не упоминала такого, –
пробормотала Наташа. – Ее бывшего мужа звали Виктор.
– Дайте его координаты.
Наташа принялась рыться в толстой растрепанной
книжке.
– Уж и не знаю, там ли он до сих пор
живет, но думается, про Настю больше всех знает доктор Ростов. Знаете, с
психиатром больной бывает откровенным. Во всяком случае, если какой-то Егор и
существовал, то где-то в прошлом, до замужества с Олегом.
– Странно, что Настя не рассказывала о
брате…
Наташа, совершенно успокоившись и безумно
довольная тем, как разговор плавно отходит от ее личных тайн, словоохотливо
пояснила:
– Да она терпеть не могла вспоминать
детство и юность.
– Почему?
– Бог ее знает, хотя понятно. Отец и мать
скончались, трагически погибли в горах, вырастила ее бабушка, которая умерла,
едва Настене исполнилось шестнадцать. Жизнь, наверное, была голодной и тяжелой.
Не поверишь, у нее не осталось никаких фотографий детства, даже с родителями.
Говорила, будто бабуля все выкинула.
– Зачем?
Наташа пожала плечами:
– Кто же разберет? Блажь такая в голову
пришла.
Мы замолчали, говорить больше было не о чем.
Потом Наташа с надеждой пробормотала:
– Может, возьмешь деньги? Мне как-то
спокойней будет.
– Не надо, книжку поищи, – напомнила
я.
– На, – сказала Наташа и протянула
мне черненький потрепанный блокнотик. – А зачем, если не секрет, тебе этот
Егор?
Недолго думая, я ляпнула:
– Она ему тридцать тысяч долларов
оставила.
Наташа секунду стояла с раскрытым ртом, потом
расхохоталась.
– Ну, ты горазда баки заливать!
– Не веришь?
– Конечно, нет.
– Почему?
– Да откуда у нее возьмется такая сумма?
Настена полунищая была, когда за Олега замуж выскакивала, ври, но не завирайся.
Уже дома, разглядывая густо исписанную
телефонную книжку, я внезапно подумала: «А и впрямь, откуда у Насти появилась
такая прорва денег?»
Глава 20
Наши собаки обожают суп из окорочков с рисом,
поэтому я с раннего утра отправилась на оптушку за продуктами. Муля, Ада и
Рейчел с тоской смотрели, как я одеваюсь.
– Не расстраивайтесь, девочки, сейчас
вернусь, погуляем лишний разок.
Из кухни выползла Муму и тоже уселась у двери.
– Хочешь сказать, что нигде не написала и
готова выйти?
Болонка повернула голову влево, а Рейчел
деликатно сказала:
– Гав.
– Ладно, – согласилась я, – так
и быть, пошли!
Разномастная стая вылетела во двор. Местные
кошки даже не вздрогнули, как сидели, так и остались у порога на ступенечках.
Киски отлично знают мопсов со стаффордширихой и совершенно их не боятся. А те,
привыкшие жить в одной стае с кошачьими, норовят облизать подвальных
обитательниц. Вот когда на прогулку выходит такса из сорок третьей квартиры,
кошечки мигом взлетают на деревья и страшно вопят. Наших же собак держат за
друзей, а Муму бодро игнорируют. Собаки носились по двору, поскальзываясь на
заинденевших февральских лужах. Внезапно Муля подбежала к черному
прямоугольнику асфальта, где утром стояла машина Сережки, и принялась яростно
облаивать место парковки и отчаянно фыркать. Через секунду к ней присоединилась
Ада. Я удивилась, неужели мопсихи ухитрились учуять запах любимого хозяина?
Мы погуляли еще минут двадцать и засобирались
домой. Плохая, ветреная погода прогнала от подъезда всех местных пенсионеров, и
никто не говорил мне, поджимая губы: «Как вы столько собак содержите, небось
зарабатываете жуткие тысячи!»
Рейчел носилась у забора, не обращая внимания
на зов. Муля, Ада и Муму спокойно стояли у подъезда.
Я пригрозила терьерице поводком и велела:
– А ну, иди сюда немедленно.
Но непослушная стаффордшириха великолепно
знала, что никто никогда не тронет ее даже пальцем, и не слишком торопилась.
