– Вообще-то не очень, – вздохнул
Володя. – Дело в том, что «терапевта» взяли, он сейчас в Бутырке, ждет
суда. Ограбил, мерзавец, кучу народа, и передача «Криминальная хроника»
рассказала о негодяе, показала его фотографию.
– Зачем? – удивилась Юля.
– Знаю, – ответила я, – еще
попросили: «Если кто знаком с данным человеком или пострадал от его действий,
позвоните по 02!»
– Точно, – усмехнулся майор, –
был именно такой текст. «Терапевт», естественно, не спешит признаваться, вот и
мы обратились за помощью. Значит, кто-то посмотрел репортаж и решил повторить
«геройские» действия. Молодец, Юлька! Не поддалась на провокацию, Лампа бы
точно распахнула, не колеблясь!
Проглотив несправедливое обвинение, я пошла в
спальню изучать Настину записную книжку. Но пока руки перелистывали страницы, в
голове вертелась только одна мысль: где я слышала про рыжеволосого парня? Кто
совсем недавно говорил о мужчине, похожем на Аполлона Григорьева, одного из
«Иванушек»?
Бесплодно порывшись в памяти, я прекратила
бесцельное занятие и сосредоточилась на блокноте. Покойная Настенька, очевидно,
была жуткой занудой, потому что телефонная книжка была исписана мелким, четким
почерком. Никаких зачеркиваний или телефонов, занесенных карандашом. Только
ручка, причем черная, из-за этого казалось, будто блокнотик заполнялся сразу,
одним махом, а не пополнялся постепенно.
Вздохнув, я начала обзвон. Как только трубку
снимали, я произносила заготовленный текст:
– Добрый день, вас беспокоит тетя
покойной Насти Звягинцевой, я разбираю ее вещи и наткнулась на запись
ежедневника о долге, хочу вернуть деньги…
Пару раз меня переспросили с недоумением:
– Настя? Звягинцева? Что-то не припомню.
Кто-то мямлил:
– Ошибка вышла, Настена у меня ничего не
брала.
И тогда я быстренько добавляла:
– Тут написано Егор Иванов…
Или Петров, Сидоров, Майоров…
Но абоненты в один голос отвечали:
– Никакого Егора тут нет.
Я настаивала, но люди отнекивались. Нашелся,
правда, один, немедленно заявивший:
– Да, она взяла на три дня пятьсот
баксов.
– Не у вас, а у Егора, – попробовала
посопротивляться я.
– Чушь, – отрезал мужик, –
никогда не слышал ни о каком Егоре, везите долг!
Я назначила ему встречу в восемь вечера на
Ваганьковском кладбище у могилы Феклы Ивановны Чеботаревой и надеюсь, что мужик
потерял несколько часов на поездки туда-сюда и на поиски несуществующего
надгробья!
Добравшись до буквы Э, я наконец поняла, что
трудилась напрасно. Остальные странички оказались пустыми. Самая последняя
содержала перечень дней рождений. Я пробежала по строчкам, так, Олег, Наташа,
Леся, Галина…
Кстати, телефонов Леси и замечательного
доктора Федора Николаевича Ростова в книжечке не было. Может, Настя так часто
звонила им, что помнила цифры наизусть?
Отбросив ненужную книжонку на середину дивана,
я попыталась соединиться с Лесей, чтобы еще раз узнать телефон Льва
Константиновича Платова, но кокетливый голос сообщил:
– Леся в командировке, вернется в
пятницу.
Я приуныла, но потом решила, что пока можно
заняться бывшим супругом Насти. В трубке прозвучал жеманный голосок:
– Аллоу!
– Можно Виктора?
– Витюнчик, котеночек, сними
трубочку! – заорала девица так, что я невольно вздрогнула.
Через секунду из трубки донеслось сухое:
– Слушаю.
Подавив желание сказать: «Здравствуй,
котеночек, привет тебе от бывшей киски», я рявкнула:
– Виктор Звягинцев?
– Он самый.
– Анастасия Звягинцева кем вам
приходится?
– Бывшей женой, а что?
– Она умерла, – сообщила я.
Скорей всего, мужик не расстроится. Но из
трубки послышалось сдавленное «ох», потом приглушенный кашель.
Выждав пару секунд, я осторожно сказала:
– Мне очень надо с вами поговорить.
– Приезжайте, – разрешил
парень. – Ореховская, двенадцать.
«Котеночек» оказался огромным,
носорогоподобным мужиком, килограмм на 150 весом. Такого впору звать
«слоненочек». Пока я вешала куртку и стаскивала сапоги, из одной комнаты
выглянула щуплая девица и проблеяла:
– Котик, ступайте на кухню, в гостиной
беспорядок
Но «котик», мрачно глянув на советчицу,
толкнул коричневую дверь.
– Проходите.
Уж не знаю, почему костлявой девушке
показалось, что в гостиной не убрано. На мой взгляд, комната казалась до
безобразия аккуратной, в ней стояла музейная чистота и тишина. Даже неприятно.
Как правило, у людей где-то валяются книги и игрушки, лежат спицы с вязанием,
газеты, стоят кружки с недопитым чаем… Здесь же – безукоризненно отполированный
обеденный стол, диван, кресла, прикрытые чехлами из гобелена и сверкающие
стекла шкафов, за которыми рядами тянулись хрустальные рюмки с фужерами.
– Садитесь, – пробормотал Виктор.
– Погодите, – велела скелетообразная
девушка и постелила на предназначенное для меня кресло прозрачную
пленку. – Вот теперь можно!
– Надежда! – с укоризной закачал
головой мужик.
– Она в уличной одежде, –
бесцеремонно заявил Кощей Бессмертный в женском обличье, – испачкает
обивку!
Я проводила взглядом убежавшую аккуратистку и
поинтересовалась:
– Может, пройти в дезкамеру? Только не
говорите, что у вас ее нет.
«Котеночек» побагровел.
– Надька – психопатка, на аккуратности
тронулась, полы по семь раз на дню моет, занавески стирает каждый вторник, а
мои носки сначала кипятит, а потом гладит.
Я ухмыльнулась. Гениальный Адлер считал, что
если у человека начинается фобия чистоты, это говорит, скорей всего, о грязной
совести. Значит, за душой у девчонки темные делишки, воспоминания о которых она
и пытается заглушить бесконечной уборкой да стиркой.
– Ей-богу, уйду, – жаловался
«котик», – просто жить невозможно!
– А с Настей вы почему разошлись?
