– Я напишу письмо и позвоню, –
сообщает Настя и интересуется: – А чего он в Америку подался?
Тут Стелла решает проверить, можно ли будет
когда-нибудь рассказать сестре правду, и ляпает:
– Да из-за денег все, нищета заела, вот и
подался в шоу трансвеститов.
– Куда? – не понимает Настя.
– Ну такой спектакль, где выступают
мужчины, переодетые женщинами, – поясняет Стелла и внимательно следит за
реакцией собеседницы.
Скажи Настя в ответ просто: «А, понятно» или:
«Надо же!», и череды страшных убийств не произошло бы, но девушка приходит в
ужас:
– Какой кошмар! Как ты думаешь, его там
не сделали голубым?
И Стелла понимает – Насте правду нельзя сообщать
никогда, она не поймет или, еще хуже, осудит, растрепет всем…
Несколько дней Стелла проводит в мучительных
раздумьях, потом съезжает с квартиры на Новокисловском в другое место в надежде
на то, что Настя никогда ее не найдет. Но Насте не до Стеллы, у нее обостряется
шизофрения, возникает мания преследования, она перестает питаться дома, ест
только сырые овощи…
Не зря многие психиатры считают безумие
наследственным. У Платовых выстроилась целая цепочка – ненормальная Серафима,
крайне странный Валентин, больная Настя и… Егор-Стелла. У последней своя
проблема. Ей все время кажется, будто тайна исчезновения Егора может вылезти
наружу. Стелла живет в постоянном напряжении – вот девушки во дворе хихикают,
глядя на нее, наверное, знают правду. Вот парень улыбнулся – тоже небось в
курсе… Но если Настю пытаются лечить, то Стелла борется со своей болячкой один
на один.
В одно из коротких просветлений рассудка Настя
едет к Майе специально для того, чтобы рассказать той о кошмарной судьбе Егора.
Плясать, изображая женщину, перед вопящей
толпой, что может быть хуже! Так пусть Майя узнает, чем занимается ее сын,
может, хоть чуть-чуть пожалеет его.
Но Майя воспринимает новость спокойно, в
отличие от Насти, она совершенно нормальна, поэтому реагирует соответственно.
– Ну и что? Во все века мужчины
переодевались на подмостках в женское платье, в Японии, например, или Китае…
Ничего кошмарного тут нет.
Но у Насти иное мнение по этому поводу.
– Вот до чего Егора довела нужда, –
бросает она в лицо матери, – а все из-за тебя, не захотела нам помочь!
Майя пожимает плечами.
– У нас у самих денег нет!
Но Настя уже видит в открытом ящике
письменного стола пачки долларов, перетянутых резинками, и вне себя кричит:
– А это что! Да у тебя миллионы, а Егору
и мне ты пожалела даже рубль!
Майя спокойно объясняет:
– Там лежит шестьдесят тысяч, а не
миллионы.
– Откуда? – изумляется Настя.
– Мы получили премию, которую Союз борцов
за права народов в Вашингтоне учредил для лиц, внесших вклад в правозащитное
движение, – спокойно объясняет мать. – Сумму эту мы собираемся
передать обществу «Мемориал», она пойдет на нужды людей, пострадавших от
коммунистического режима…
В эту секунду с кухни раздался возглас
Валентина:
– Проголодался.
Майя ринулась на зов. Оставшись одна, Настя уставилась
на пачки, их было ровно шесть. Недолго думая, она хватает три и убегает. Теперь
деньги нужно передать Егору.
Настя звонит на Новокисловский, там к телефону
подходит Регина и объясняет, что Стелла съехала, но она может передать ей
информацию.
– Скажите, что звонила ее сестра, –
бормочет Настя.
Она просто оговаривается, хочет произнести
«сестра Егора», но от волнения выпаливает – «ее сестра». Эта оговорка в
конечном счете стоит Насте жизни.
Ничего не подозревающая Регина сообщает
Стелле:
– Звонила твоя сестра Настя, оставила
свой телефон. – А потом удивляется: – Ты никогда не упоминала про
родственницу.
– Это ошибка, – помертвевшими губами
шепчет Стелла.
Она в диком ужасе: значит, Настя уже знает,
более того, небось рассказала Регине, вон как та ухмыляется.
Несколько дней Стелла мучается, потом
принимает решение – Настю надо убить, иначе тайна раскроется. Нормальному
человеку не придет в голову подобное решение, но Стелла больна психически и
начинает осуществлять план. Сначала она колеблется, что лучше – отравить,
застрелить, толкнуть под машину… И тут ей на память приходит давний разговор с
Радзило.
– Если захочешь от меня
избавиться, – пошутил Петр Владимирович, – уколи тромбофлексин.
– Зачем? – изумился Егор.
– Ах, душенька, – усмехнулся
художник, – скоро я, старый пень, надоем тебе, и ты захочешь меня убить!
Но только делать все надо красиво. Нож, топор – фу, какая гадость. А
тромбофлексин резко повышает свертываемость крови, тромб закупорит артерию – и
все, конец!
Егор тогда только удивился дикой фантазии
Петра Владимировича, и вот теперь название препарата услужливо выплыло из
глубин памяти.
Лекарство Стелла купила без всяких проблем в
ближайшей аптеке. Внимательно изучила вкладыш и позвонила Насте домой. Но там
подошла домработница и сообщила:
– Она ногу сломала, лежит в Склифе.
Стелла приезжает в НИИ Скорой помощи вечером,
палата спит, только Ирочка говорит:
– Ее увезли, – и улыбается.
Но в больных мозгах Стеллы милая улыбка
девочки заседает ржавым гвоздем.
– Чего ты так на меня смотришь? –
спрашивает она у Иры.
– Ничего, – отвечает приветливая
девушка. – Вы родственница Настеньки, наверное?
Стелла в ужасе выскакивает в коридор, выбегает
на лестничную клетку, дожидается, пока все заснут, вновь входит в палату и
вводит девушке смертельную дозу препарата. Покидает она Склиф через приемный
покой, там никогда не запираются двери.
Следующие дни Стелла, окончательно обезумев,
проводит ужасно. Сначала она находит Настю и убивает, потом начинает думать,
что девушка рассказала всю правду соседкам по палате… Она возвращается в Склиф,
но кровати в 717-й пусты, только в углу спит вновь поступившая Новохаткина. Не
разобравшись, в чем дело, Стелла убивает и ее, потом узнает у медсестер адреса
Оли и Юлечки и решает убрать и их. «На дело» она ходит, перевоплотившись в
рыжеволосого парня, надеясь таким образом сбить всех с толку. Психиатрические
больные, добиваясь своего, бывают крайне находчивы и изобретательны.
