Но я не слушала ее. Бедная Настя так ловко все
придумала, положила в ячейку, решила восстановить справедливость, дать брату
богатство, чтобы несчастный не мучился, переодеваясь в женщину… И ведь не взяла
себе ни копейки, все оставила Егору… Вот бедняга, несчастная больная, решившая,
что Николай Рагозин отыщет брата…
– За что? За что такие деньги платят? –
очумело бормотала Нина. – Да я бы и за половину на все согласилась.
Я очнулась от дум и посмотрела на потерявшую
человеческий облик Нину. На все? Ради денег?
Господь большой шутник, он никогда не дает
человеку того, о чем тот мечтает. Нина хочет стать богатой, но 30 тысяч
вернутся к Майе, которой они не нужны.
– Что, – твердила Нина, – ну
что сделала та женщина, чтобы получить такую прорву баксов?
Я вздохнула. Объяснить невозможно, да Нина и
не поймет… Влюбиться в мужчину, пойти из-за него по тюрьмам, пройти все круги
ада, отказаться от детей.
– Боже, – не успокаивалась
Нина, – вот бы мне…
– Да зачем тебе? – безнадежно
спросила я.
– Как это? – удивилась
Нинуля. – Диван куплю, ремонт сделаю, парня одену, да деньги все могут…
Я медленно натягивала куртку. За все миллиарды
мира не вернуть Настю и Ирочку, нельзя купить жизнь Регине и здоровье Стелле,
никакие средства не помогут Майе стать человечней…
– Нет, Нина, – произнесла я, выходя
на лестницу. – Тебе это только кажется, деньги на самом деле не могут ничего.
Вечером, завершив все дела, я медленно шла
домой. Торопиться теперь было некуда, все тайны разгаданы, все точки
расставлены. У метро припозднившаяся, замерзшая продавщица торговала яйцами. Я
молча встала у прилавка и тупо уставилась на пластиковые упаковки. Что-то
последнее время не везет нам с этим продуктом, просто рок какой-то, несчастная
карма. Обозлившись на себя за мрачные мысли, я купила сразу тридцать штук.
– Лампа пришла! – завопил Кирюшка,
открывая дверь. – А что это у тебя?
– Яйца, – коротко бросила я и
велела: – Вот что, Кирка. Снимай с меня сапоги, потому что ни за какие
сокровища мира я не выпущу из рук эти упаковки!
– Почему? – поинтересовался Кирка,
стягивая с меня обувь.
– Потому что надоело смотреть, как яйца
превращаются в скорлупки, и сегодня у нас наконец будет на ужин грандиозная
яичница с сыром, луком и гренками из черного хлеба.
– Даже если разобьешь их сейчас все, не
беда, – хихикнул мальчик.
Не понимая, почему он так странно реагирует, я
вошла на кухню, где мирно пили чай Катя, Сережа и Юля. В ту же секунду челюсть
у меня уехала вбок, как каретка пишущей машинки.
На подоконнике, столе, холодильнике, везде,
куда падал взор, стояли мешочки и коробочки с яйцами.
– Что это? – пролепетала я. –
Вроде до Пасхи далеко.
Катя вздохнула:
– Я купила пять десятков, подумала,
половину разобью по дороге, но почему-то донесла все в целости и сохранности.
– И я сорок штук прихватил, –
признался Сережка.
В этот момент раздался звонок, и Кирюшка с
гиканьем бросился открывать дверь.
– Черт меня дернул тоже купить эти
дурацкие яйца! – воскликнула в сердцах Юля. – Последнее время мы их
все время давили! Я предпочла промолчать.
– Ладно, – усмехнулась Катя, –
съедим.
– А которые не слопаем, те
разобьем, – радостно докончил Сережка.
Но тут влетел рыдающий от смеха Кирюшка.
– Ну, – нахмурилась Юля, – что
у нас еще произошло?
– Глядите сами, – давясь от смеха,
пробормотал мальчик.
В кухню быстрым шагом вошла Люся, за ней
тащились двойняшки и Иван. У каждого в руках было по коробке.
– Вот, – завела Люся и осеклась.
– Яйца купили про запас, – закончил
медленно соображающий Иван.
Секунду стояла тишина, потом грянул громовой
хохот. Ошалевшие собаки залаяли, кошки замяукали.
– О поле, поле, кто тебя усеял этими
яйцами? – простонал Сережка.
Я оглядела безумное количество мешочков,
коробочек и пакетиков. Голову на отсечение даю, никто из них и не подумал
купить хлеба к ужину.
