Тот вечер Бастиан провёл с Граограманом на его чёрной плите. Он принёс сюда ужин, заново приготовленный невидимыми волшебными руками, и ел подле Граограмана.
Когда свет люстр стал меркнуть, а потом запульсировал, постепенно угасая, он встал и обнял шею льва. Грива уже была каменная, холодная, как застывшая лава. И снова повторился вчерашний грохот и гром, но Бастиан уже не испугался.
Ночью он вышел наружу и долго любовался беззвучным ростом леса. Потом вернулся в пещеру, улегся между лапами льва и заснул.
Ещё много дней и ночей он оставался у Граограмана, и они проводили долгие часы в бешеной скачке по пустыне и в диких играх. Бастиан прятался в дюнах, но Граограман всегда находил его. Они бегали наперегонки, и Граограман, конечно, побеждал. Они боролись — и уж тут Бастиан был ему равным соперником.
Однажды, вдоволь навозившись и еле переводя дух, Бастиан спросил:
— А можно, я останусь здесь навсегда?
— Нет, господин. Здесь только Перелин и Гоаб, здесь ничего не происходит. А тебе нужны события.
— Но я не могу уйти: пустыня слишком велика, а ты не вывезешь меня за её пределы, потому что носишь её с собой.
Тебя могут вывести отсюда твои желания. Недостижимо для тебя лишь место, куда ты не захочешь. Только такое значение имеют в Фантазии слова «близко» и «далеко». Но недостаточно хотеть уйти ОТКУДА-ТО, надо стремиться КУДА-ТО.
— А я не хочу уходить отсюда, — отвечал Бастиан.
— Ты должен найти своё следующее желание, — сурово сказал Граограман. — И тогда ты сможешь уйти через Храм Тысячи Дверей. Так называется место, которое ведёт куда угодно. И откуда угодно оно достижимо. Никто, однако, не видел его снаружи, потому что у него нет наружности. А его внутренность состоит из лабиринта дверей. И какая-нибудь обязательно выведет тебя туда, куда ты стремишься.
— Но как войти в этот храм, если снаружи к нему не приблизиться?
— Любая дверь, — продолжал лев, — даже самая обыкновенная дверь сарая или кухни, даже дверца шкафа может в какой-то момент ввести в храм. Но едва этот миг пройдёт, она снова становится обыкновенной дверью, как была. Поэтому никто не может дважды пройти в одну и ту же дверь. И возвращения там не бывает.
— Но, очутившись там, — спросил Бастиан, — как выбраться наружу?
— Это не так просто, как в обычных домах. Из Храма Тысячи Дверей может вывести только желание ПРИЙТИ КУДА-ТО. У кого нет этого желания, тот будет блуждать по храму до тех пор, пока оно не появится.
— И как же найти входную дверь?
— Этого тоже надо захотеть.
— Очень странно, — размышлял Бастиан вслух, — что нельзя запросто пожелать, чего хочешь. Откуда в нас возникают желания? И что это такое вообще — желание?
Граограман поглядел на мальчика долгим взглядом, но не ответил.
Бастиан показал ему надпись на обороте амулета:
— Что бы это могло означать? «Делай что хочешь», ведь это означает, что можно делать всё, что заблагорассудится, ведь так?
Морда Граограмана вдруг стала устрашающе строгой, даже грозной, и глаза его запылали.
— Нет, — проревел он. — Это означает, что ты должен исполнять только твою ИСТИННУЮ ВОЛЮ. Труднее этого нет ничего.
— Мою истинную волю? — повторил Бастиан. — Но что это такое?
— Это твоя глубочайшая тайна, которая спрятана от тебя самого.
— Но как я могу её обнаружить?
— Идя по пути желаний, от одного к другому — до самого последнего. Этот путь и приведёт тебя к твоей истинной воле.
— Но мне это вовсе не кажется таким уж трудным, — Бастиан пожал плечами.
— Это самый опасный из всех путей. Он требует внимания и полной искренности, и нет другого пути, на котором так легко заблудиться.
— Ты хочешь сказать, легко заблудиться, если не все желания будут хорошими? — допытывался Бастиан.
Лев ударил хвостом по песку и оскалился, из глаз посыпались искры. Бастиан невольно сжался, не зная, чем так рассердил его.
— Что ты можешь знать о том, что ХОРОШО и что ПЛОХО? Что ты можешь знать о том, что такое ЖЕЛАНИЕ?
Бастиан долго думал над словами Цветной Погибели. Но лишь по прошествии многих событий он понял их смысл.
Желания мужества и отваги, исполнившись, отняли у него воспоминание о былой трусости. Теперь Бастиан чувствовал, как в нём нарастает новое желание. Он больше не хотел быть один. Ведь с Граограманом он был в известном смысле одинок. Ему хотелось показать свои способности перед другими. Чтобы им любовались и восхищались. И однажды ночью он вдруг почувствовал, что сегодня в последний раз видит цветение Перелина.
Он вернулся в могильную пещеру Граограмана и сел в темноте на ступени. Он не мог бы сказать определённо, чего ждет, но знал, что в эту ночь он не может лечь спать. Он задремал ненадолго, но вдруг резко встрепенулся, будто его окликнули. Дверь в его комнату приоткрылась. Из щели падала полоска красноватого света.
Бастиан поднялся. Не превратилась ли эта дверь на миг в одну из дверей Храма? Он приблизился и остановился в нерешительности. Но дверь стала медленно закрываться. Ещё миг — и всё!
Он обернулся к Граограману…
— Я ещё вернусь! — крикнул он и скользнул в дверь, которая тотчас закрылась за ним.
Бастиан не знал, что не сможет сдержать своё обещание. Много позже по его поручению сюда придёт другой человек, но это уже совсем другая история, и мы её расскажем как-нибудь в другой раз.
Глава XVI
СЕРЕБРЯНЫЙ ГОРОД АМАРГАНТ
Розовый свет волнами пробегал по полу и стенам комнаты. Она была шестиугольная, как ячейка пчелиных сот. В каждой второй стене была дверь, остальные три расписаны сказочными ландшафтами. Через одну из трёх дверей Бастиан вошёл сюда, две другие вели налево и направо. Двери были одинаковой формы, только левая чёрная, а правая белая. Бастиан выбрал белую.
В следующей комнате горел желтоватый свет. Стены располагались в том же порядке, картины изображали какие-то приборы и инструменты. Обе двери, ведущие дальше, по цвету оказались одинаковы, но левая была высокая и узкая, а правая низкая и широкая. Бастиан прошёл в левую.
Комната, где он очутился теперь, тоже была шестиугольная, но освещённая голубым, а на стенах были выписаны иероглифы. Здесь двери различались материалом: одна деревянная, другая железная…
Невозможно описать все комнаты, которые миновал Бастиан, странствуя по Храму Тысячи Дверей. Были двери, похожие на замочную скважину и на вход в пещеру, были золотые и ржавые, кованые и кожаные, бумажные и пряничные, одни открывались как задвижки, другие — как западня, а третьи даже застёгивались на пуговицы. И всегда обе двери имели что-то общее — форму, цвет, материал, — но чем-то и основательно различались.
