– Это не упаковка, а гроб с посудой!
Неужели не понятно – нельзя складывать фарфор вместе с чугуном!
– Подумаешь, – фыркнула
девица, – и так доедет! Близко совсем, сверху подушкой придавим и порядок!
У меня не нашлось аргументов для возражений.
До трех утра я перекладывала чашки, тарелки,
рюмки и бокалы, тщательно заворачивая каждый предмет в газету. По счастью, в
комнате у Сережки и Юли нашлась целая кипа старых, пожелтевших изданий.
Накормив всех ужином и дождавшись, пока домочадцы улягутся спать, я тихонько
пролезла в супружескую спальню, вытащила пыльную кипу… Давно чесались руки
выбросить этот хлам, так теперь хоть в дело пойдет.
К утру вся хрупкая столовая утварь была
надежно упрятана. С чувством выполненного долга я прилегла на диван, не
постелив белье. Мопсихи моментально затеяли драку за место у моего лица, но у
меня не хватило сил их прогнать.
Из приятного сна меня вырвал нечеловеческий
вопль. Я села и потрясла головой. Интересно, отчего я сплю одетой на
неразобранном диване? Ах да, собирала посуду и жутко устала. Но что случилось с
Сережкой?
– Кто? – орал парень. – Кто?
Покряхтывая, я побрела на кухню. Там уже
толпились недоумевающие домочадцы, кошки и собаки.
– Кто? – не утихал Сережка, тыча
пальцем в собранные мной коробки. – Кто?
– Ты недоволен, как сложили
посуду? – поинтересовалась я.
Но парня словно заело.
– Кто? – тупо повторял он. –
Кто?
– Интересуешься, кто сделал данное
богоугодное дело? Я.
– Лампадель, – взвыл Сережка, –
сейчас убью!
– Ну ничего себе, – разозлилась
я, – полночи потратила на чашки! Между прочим, никто даже не помог! Все
преспокойненько дрыхли, а я трудилась, как пчелка! Каждый предмет в бумагу
обернула.
– Где ты взяла газеты? – неожиданно
тихо осведомился Сережка.
– У тебя под кроватью.
– Ты уничтожила архив, я собирал его
несколько лет!
– Архив? – вырвалось из моей
груди. – Пыльные, грязные листочки?
– Я откладывал самые интересные рекламные
объявления, – чуть не зарыдал парень.
– Так зачем ты держал его под кроватью?
Разве это подходящее место для архива?
– Мне так было удобно, – ответил
Сережка.
Я в растерянности молчала. Юлечка подошла к
коробке и развернула пару тарелок.
– Не стоит убиваться, – пробормотала
она, – Лампа ничего не порвала.
– Вот-вот, – воспряла я, – я
заворачивала в целые страницы, даже лучше стало, пыль с них стряхнула. Переедем
на новое место, я посуду аккуратненько разверну и отдам тебе архив в целости и
сохранности!
– А, – махнул рукой Сережка и
выскочил в коридор.
– Не обращай внимания, – успокоила
меня Юля, – он про этот архив давным-давно забыл.
После того как вскипел чайник, мы вспомнили,
что посуда упакована и пить не из чего. Но тут Кирюшка приволок штук десять
картонных стаканчиков с надписью «Кока-кола». Мы повеселели, проглотили кофе с
бутербродами и разлетелись по делам.
Перспектива получить семь тысяч от Бурлевского
радовала меня чрезвычайно, тем более что гонорар, обещанный Олегом Яковлевичем
Писемским за розыск жены, скорей всего мне не достанется. Я была почти на сто
процентов уверена, что Ксения Федина – это Татьяна Митепаш, каким-то образом
сменившая имя и фамилию. Только установить местонахождение Татьяны, кажется,
невозможно. Честно говоря, я надеялась, что хоть какой-нибудь свет на эту
темную историю прольет бывшая жена Бурлевского…
От полного отчаянья я решила пойти в дом
умершей и порасспрашивать соседей. Вдруг кто-то видел Татьяну и случайно знает,
где ее искать.
Наверное, мне в голову пришла отличная мысль.
Бабушки, сидящие перед подъездом, знают все обо всех, но только холодным
декабрьским днем лавочка возле хлебного ларька оказалась пуста. Домовые
сплетницы балдели у телевизоров, внимая очередному сериалу.
Я добралась до квартиры Ломакиной и уже хотела
позвонить в дверь к ее соседям, как ухо уловило слабую музыку, доносившуюся
из-за железной двери ее квартиры, к тому же на ней не было бумажки с печатью. В
квартире Ломакиной кто-то ходил. Я надавила на звонок, выглянула женщина лет
пятидесяти в ярком спортивном костюме:
– Вам кого?
– А вы кто? – пошла я в наступление,
не давая тетке опомниться.
– Как кто? – изумилась дама. –
Убираюсь, вещи покойной складываю, завтра ее похороним наконец. Сестра я ее,
Лена.
– Ах сестра, – пробормотала я и
нырнула в прихожую.
– Да, сестра, Лена, – растерянно
повторила женщина, – а сами вы кто?
– Из милиции, веду дело Татьяны Митепаш,
вот хотела поговорить со Светланой Родионовной.
– Ее убили, – коротко пояснила Лена
и добавила: – Довралась Танька, милиция интересуется! Да вы проходите.
– Как убили?! – «изумилась» я,
стаскивая куртку. – Вроде на теле не было никаких следов…
Сказав последнюю фразу, я быстренько
захлопнула рот. Ну надо же быть такой дурой! Если я собиралась побеседовать с
Ломакиной, то никак не могла видеть труп! Но Лена не обратила внимания на мою
ошибку и пояснила:
– А и не могло быть следов. Ей вкололи
огромную дозу тразикора.
– Что? – не поняла я.
Лена прошла на кухню, поставила чайник и
спокойно пояснила:
– Препарат из группы
бета-адреноблокаторов. Летальные исходы в случае передозировки составляют
девяносто процентов.
– Ее можно было спасти?
Сестра отвернулась к окну.
– Ну если сразу промыть желудок, дать
активированный уголь в виде взвеси, потом сернокислую магнезию. При шоке
следует вводить полиглюкин, мезатон, преднизолон, если это не поможет,
внутривенно капельно вводят добутрекс, еще атропин, эфедрин подкожно…
– Вы врач?
– Медсестра в реанимации…
– Почему же Светлана сразу не позвонила
вам?
Лена пожала плечами:
– Наверное, убийца сидел рядом, хотя…
– Что?
– Мы не слишком дружили, так просто
поддерживали отношения, я на нее обиделась.
– Почему?
